— Назад дороги не будет! Я просто не умею поворачивать назад! Ты сейчас сожжешь все мосты. Я — диктатор по натуре, собственник, волк-одиночка, который не признает правил. Со мной сложно. Почти невозможно! Я никому не дам к тебе подойти. Я буду всегда рядом, как тень за спиной. Подумай еще раз: выдержишь ли ты это?
— Не хочу думать, гадать и ждать! Хочу тебя сейчас! Я сжигаю все мосты назад! Пусть горят адским пламенем! — прошептала я в ответ.
Эрик вдруг подхватил меня на руки, поднял и поцеловал в губы. Крепко, но очень нежно и осторожно. Сначала поцеловал нижнюю губу, потом верхнюю, а потом накрыл мой рот своим. Я задохнулась от этого поцелуя! Никто и никогда меня так не целовал раньше. С такой нежностью, с такой тщательно сдерживаемой силой, от которой буквально вибрировало его мускулистое сухопарое тело. Смакуя каждый мой вздох, вбирая в себя каждый сантиметр моего рта и языка.
Он понес меня на кровать, продолжая целовать.
Эрик
Он осторожно положил ее на широкую тахту и лег рядом. Накрыл ее губы своими, поцеловал и отстранился. Алика лежала с закрытыми глазами и ждала его — своего мужчину. Эрик медлил. Ему хотелось жадно целовать ее, прикусывая губы. Вбивать ее в кровать, мучить, ворваться в ее узкое, как у девочки, лоно. Медленно и сильно двигаться внутри, и одновременно приподнявшись на руках, смотреть как она закусывает губу, как заволакивает пеленой чувственности ее глаза под разметавшимися по подушке волосами. Управлять ее наслаждением в особом ритме, как музыкой. Толчок его члена внутри нее, мощный, сильный, до боли — ее вздох, ее вскрик, ее мольба подождать. Тогда чуть податься бедрами назад, давая ей отдохнуть, склониться к груди, захватывая ртом сосок, втянуть его в себя. Ощутить во рту эту сладость нежной кожи, упругость податливой плоти. И в этот момент снова ворваться в нее до конца, до упора, ощущая ту невидимую границу, которую установил бог, чтобы женщина не умерла от счастья или от боли. Выйти из нее, лечь рядом на бок, выпустить змея и смотреть, как он входит между ее ног, как проникает внутрь, растянувшись тонкой пленкой. Дождаться, пока жар змея согреет все ее тело, и ворваться вслед за ним, наполняя ее собой, не давая ни малейшего шанса быть чьей-то еще.
Любить ее нежно, не причиняя боли, хотя очень хочется мучить и причинять боль. Сдерживать внутреннего зверя, потому что его девочка заслужила нежность. Страдать от невозможности смять ее, разорвать, подчинить и подмять под себя! И в этом страдании будет его покаяние: в сдержанности, в осторожности. В этом будет его расплата за ту боль, которую он ей причинил.
Эрик положил руку между ее ног, осторожно погладил сокровенное место. Алика протяжно вздохнула и раздвинула ноги. Он лег между ее бедрами, глядя на эту хрупкую красоту, которая ждала его. Он чувствовал ее желание. Змей бесновался внутри него, требуя выпустить его наружу. Нет! Не сейчас! Эрик знал, чем загладить свою вину. Он медленно заскользил по ее телу, целуя каждый его сантиметр, и постепенно спускаясь все ниже, пока его лицо не оказалось на уровне ее лона.
Эрик внимательно осмотрел этот дивный розовый цветок, который раскрылся для него, и только для него. Осторожно коснулся его языком, одновременно поглаживая пальцами по краям. Алика прерывисто вздохнула и сжала его голову бедрами. Он почувствовал острый приступ счастья. Такого пронзительного, что у него на миг замерло сердце. Ни одну женщину он никогда не целовал там. Его девочка будет первой и последней. Он ей принесет самую большую жертву, которую только может принести мужчина женщине. В мире Рацио считалось величайшим мужским позором прикасаться губами к женскому лону. Мужчина должен дарить себя, свой член, брать, ломать и причинять боль. Но он не может опуститься до уровня женщины, которой сам бог вылепил красивые губы, идеально подходящие под форму мужского члена.
Эрик усмехнулся. Плевать ему на все запреты! Он захватил губами бугорок клитора и поцеловал. А потом осторожно лизнул лоно. Алика выгнулась дугой на тахте, схватила его за волосы и закричала. Эрик задохнулся от радости. От ее былой фригидности не осталось и следа. Ее тело пылало. Вот чего он не понял раньше! Вот чего не знал ее жених Влад! Она не фригидная. Она особенная. Его хрупкая девочка с тонкими запястьями и трогательными, резко обозначенными ключицами, похожими на тонкие косточки воробышка. Его спящая царевна, которую нужно просто правильно и умело поцеловать, чтобы она проснулась. Эрик вытянул руки вверх, положил ладони на обе ее груди, обхватил их пальцами и начал массировать, приподнимая, обволакивая соски крепкими и сильными пальцами. Одновременно он снизу вверх сильно, но нежно проводил языком по ее лону. Ее тело вибрировало. И он наслаждался каждым вздохом, каждым движением ее бедер, которые резко вздымались под его ртом. Она металась по кровати и кричала:
— Боже мой! Боже мой!
А Эрик мысленно улыбался. Недаром бог наделил женщин такой чувствительностью там, внутри. Богу просто нравится слушать, как женщины выкрикивают его имя. Медленно и осторожно работая языком и руками, он вел ее к финалу. Алика металась по тахте, сбивчиво умоляя его то продолжать, то прекратить. Ее сердце бешено билось под его руками. Он дирижировал ее телом, душой и сердцем. Он не собирался уступать, пока не прозвучит последний аккорд. И когда она громко закричала, резко подбросив бедра вверх, и вцепилась ногтями в его плечи, расцарапывая кожу в кровь, Эрик одним прыжком оказался на ней, распластался по ее телу и прижался ртом к губам. Чтобы она в первый раз в жизни почувствовала вкус себя, настоящей. Вкус той влаги, которую добыл он — прекрасный принц, разбудивший спящую красавицу.
Алика впилась губами в его рот, что-то бессвязно бормоча, и обмякла, затихнув. Лишь ее пальцы нежно гладили его волосы, играя светлыми прядями. Она судорожно вздохнула и едва слышно прошептала:
— Спасибо, мой хороший!
Эрик замер. Неужели она это сказала? Мой хороший. Мой! Хороший! Он начал лихорадочно ее целовать в высохшие от наслаждения губы, в обессиленное счастьем тело, горячо шепча:
— Моя девочка! Все для тебя! Все… для тебя… моя… девочка. Моя!
Эрик приподнялся, расстегивая джинсы, и вдруг его чуткое ухо охотника услышало посторонний звук возле хижины. Тихий хлопок сухой ветки, на которую наступила неловкая нога.
Тело профессионального охотника отреагировало раньше, чем пылающий от возбуждения разум осознал опасность. Эрик зажал ладонью рот Алики и прошептал:
— Тише, любимая! Замри!
Алика испуганно округлила глаза, застыв на тахте. Одно быстрое движение — и Эрик оказался на ногах. Он рывком поднял Алику с тахты, завернул ее в плед и приложил палец к губам.
— Оставайся здесь, — едва слышно прошептал он. — Я пойду проверю, что там.
Он успел сделать один шаг к двери. И в этот момент раздался грохот. Дверь слетела с петель, брызнув во все стороны щепками, и плашмя упала на пол. На пороге появился Дан в окружении дисциплинаторов. Они ворвались в хижину, сметая всё на своем пути. Алика закричала. Эрик быстро закрыл ее собой и занял оборонительную позицию. Первого дисциплинатора он сбил с ног мощным ударом кулака. Под второго поднырнул, уходя от прямого удара, перекинул через спину, бросил на пол и ногой ударил по лицу. Дисциплинатор захрипел и потерял сознание. Трое оставшихся набросились на него. Эрик еще успел впечатать мощный хук в физиономию одного из них. Но двое крепких рослых бойца выкрутили ему руки, зажали в болевом приеме и бросили на пол. Эрик, хрипя от ярости и боли, приподнял голову, с ненавистью глядя на Дана снизу вверх.
— Что ж ты так, брат? Как ты мог меня предать? Меня? Твоего старшего брата? И из-за кого? Из-за иномирной шлюхи? — Дан присел на корточки перед ним.
Эрик молча сплюнул кровь на деревянный пол. Презрительная улыбка заиграла на его разбитых губах. Старший брат ждал ответа. Старший брат, авторитет которого не вызывал сомнений. Умный Дан, блестящий Дан. Самый родной человек, за которого Эрик, не раздумывая, всегда шел в огонь и воду, оказался мразью, и легко переступил через верного, как пес, младшего брата. Просто потому, что ему так захотелось.
— Это я Святое Писание внимательно перечитал. Старая, как мир история, Дан. Авель и Каин. Не брат ты мне больше, если проводишь эксперименты на своих.
— Вопрос только в том, кто из нас Авель, а кто Каин, — Дан покачал головой и встал.
Отошел к окну, отодвинул выцветшую занавеску, молча посмотрел на лес, темнеющий там, снаружи, и глухо произнес:
— Это был не эксперимент, а испытание. Я давно все понял. Просто надеялся, что ты одумаешься, придешь в себя. Но нет. Все оказалось гораздо хуже, чем казалось. Поднимите его! — приказал он дисциплинаторам.
Мужчины рывком подняли Эрика с пола, продолжая выкручивать руки назад. Дан подошел к Эрику и остановился перед ним, слегка покачиваясь на широко расставленных ногах.
— Я подозревал тебя с того самого первого дня, как ты приволок эту ведьму сюда. Она мне сразу не понравилась. Но я сомневался ровно до того момента, как ты разыграл тот спектакль. Понимаешь, о чем я, да? Когда ты изображал, что трахаешь в зад эту шлюшку, — он кивнул на Алику, — там, в ее комнате, когда вы с ней вместе изображали якобы изнасилование. Я ведь специально спровоцировал тебя на это. Хотел посмотреть, как мой младший брат будет выкручиваться. И поэтому сделал вид, что поверил. Более того, я наслаждался твоим спектаклем. Лишь один вопрос не давал мне покоя: насколько далеко ты зайдешь? Всё думал, что это у тебя от длительного воздержания. Ну вставишь ты ей и угомонишься. Дело житейское. Но мне в жизни не могло прийти в голову, что ты дойдешь до предательства меня, Ордена и нашей веры.