Я всмотрелась и увидела деревянную хижину, настолько искусно спрятанную между двумя деревьями, что можно было стоять к ней вплотную и не замечать. Эрик открыл дверь и пропустил меня вперёд. Переступив порог, я удивлённо замерла, пораженная контрастом между внешним видом развалюхи и её обстановкой. Это была первая комната в Рацио, кроме клуба, конечно, где не было белых стен, блеклых красок и прочего кошмара этого стерильного мира. Хижина была типичным гнездом холостяка, вполне комфортабельным и довольно уютным.
Деревянные стены орехового оттенка, широкая тахта с небрежно брошенным на нее клетчатым пледом, простой стол из грубо отесанных бревен, и… книги. Много книг. Целый стеллаж, занимающий всю стену. Я подошла к нему и провела рукой по корешками. Книги пахли домом. Здесь были все шедевры нашей литературы в разных жанрах: Шекспир, Пушкин, Сервантес. На краю полки лежала Библия в потертом кожаном переплете. Но больше всего меня поразила самая крайняя полка. Я не поверила своим глазам. На ней стоял небольшой музыкальный центр, и рядом с ним большая коробка с компакт— дисками.
— Это все…. из моего родного мира? — удивленно спросила я, перебирая диски.
Эрик кивнул.
— Но как? Ведь музыка здесь запрещена. И книги тоже. Особенно Шекспир!
— Наверное, Дан прав, и я слишком много времени прожил в мире хаоса. Вероятно, я просто им отравлен, — Эрик пожал плечами и вдруг улыбнулся. — Но знаешь, что главное?
— Что, Эрик?
— Мне плевать! — улыбнулся он. — Это старый охотничий домик отца. Он часто приезжал сюда и брал с собой меня и Дана. Правда, здесь тогда всё было по-другому. Дан ненавидел это место. И когда отца не стало, велел мне разрушить хижину. А я вместо этого здесь все перестроил. Поэтому уверен, что мой брат нас не найдёт в этом медвежьем углу. Потому что просто не знает, что дом сохранился.
— Очень на это надеюсь. Извини, а можно мне умыться?
— Ванная там, — Эрик кивнул в дальний угол комнаты. — Если тебе нужно, можешь привести себя в порядок. Я пойду спрячу грузовик под деревьями, а потом спущусь в погреб. Там есть еда и вода. Приготовлю нам что — нибудь. Больше ведь некому!
— Почему? — я замерла возле двери ванной, взявшись за ручку. — Сейчас умоюсь и соображу нам поесть.
— Ты меня извини за прямоту, Алика, — вздохнул Эрик, — но повар из тебя никудышный.
— Откуда ты… — удивленно спросила я и осеклась.
Ах да, он же следил за мной! Повисла неловкая пауза. И чтобы как — то сгладить неприятную ситуацию, я улыбнулась и сказала:
— Ну, у меня иногда бывают редкие мгновения кулинарного вдохновения.
— Не бывают, прости! — виновато улыбнулся Эрик и развел руками. — Всё, что ты готовишь, просто ужасно!
Он вышел за дверь. А я осталась стоять в ступоре. Нет, не потому что он обругал мой талант повара. Я и без него знаю, что готовлю просто кошмарно. Даже уличные собаки, с которыми я делилась остатками обеда или ужина, сначала обнюхивали пластиковую тарелку с едой, а потом виновато скулили и отходили, спрятав глаза. Просто я вдруг впервые не почувствовала гнева при мысли, что Эрик следил за мной. Наоборот, у меня возникло странное чувство, словно мы очень давно знакомы. Как будто я встретила старого приятеля, а не охотника Ордена, который выслеживал меня, как дичь. Чувство было новое, незнакомое и к нему определенно нужно было привыкнуть. Мне захотелось побыть одной. Совсем одной. Чтобы только я и четыре стены. Поэтому я решительно направилась в ванную.
Вода была холодной, но я с удовольствием нежилась под душем. Здесь даже было мыло. И мне удалось вымыть волосы. Я физически ощущала на себе липкую паутину всего того кошмара, который преследовал меня в последнее время. Прохладные струи чистой воды смывали с тела, а особенно, с души аукцион, грязь клуба, прилипчивые и мерзкие взгляды дисциплинаторов, когда они жадно шарили глазами по моему почти обнаженному телу, слегка прикрытому платьем. За крошечным окошком ванной комнаты, расположенном в верхнем углу стены, почти на потолке, щебетали лесные птицы. И меня вдруг охватил такой покой, которого я не знала даже в Москве. Если бы можно было вообще никуда отсюда не выходить! Никогда! И до конца жизни слушать этот птичий гомон и ощущать дыхание леса.
Насухо вытершись полотенцем, я протянула руку к платью, и вдруг заметила на крючке возле двери мужскую рубашку. Недолго думая, надела её. Рубашка была широкой и почти доходила до колен, но все же это было лучше, чем кошмарно-душное платье монахини, которое Эрик украл из гардероба Жанны.
Я вышла из ванной. В этот момент Эрик зашёл в дом, держа в руках ящик с овощами. Он окинул меня странным, долгим и внимательным взглядом.
— Я тут без спроса взяла твои вещи, Эрик, но если нельзя, то могу надеть своё платье. Извини, если что не так!
— Нет! Все в порядке. Тебе очень идёт! — Эрик поставил ящик на стол.
— Знаешь, Алика, я оказался чертовски предусмотрителен, когда выбрал именно этот грузовик. Кроме овощей, там ещё есть куриные яйца. Так что сейчас я нам приготовлю королевскую яичницу.
Эрик достал из стенного шкафа что — то вроде маленькой спиртовки, прокопченную сковородку и бутылку масла. Налил масло внутрь конфорки, зажег ее, поставил на неё сковороду и начал колдовать.
Бросил в кипящее на сковороде масло лук, чеснок, быстро и ловко измельчил в кашицу спелые крупные помидоры, перец чили и добавил их туда же. По хижине поплыл упоительный запах, и только тогда я поняла, насколько голодна. И это было прекрасно, потому что со времени моего похищения я время находилась в каком — то постоянном ступоре. С той самой минуты, как попала в Рацио. Я перестала чувствовать голод, жажду, усталость. Лишь страх и тревога все время сжимали моё сердце. Меня постоянно преследовало холодное и ужасное чувство неуюта, боязни каждой следующей минуты, которая могла принести боль и унижение. Как сжатая до предела пружина, я опасалась взорваться и совсем забыла о простых человеческих потребностях. Ела, потому что давали есть. Спала, потому что нужно спать. Не видела снов, не чувствовала вкуса еды. Если бы мне в Москве сказали, что я перестану думать о еде, я бы не поверила! Потому что мы с Жанной, обливаясь голодной слюной, часами обсуждали перед сном разные блюда, которые мы бы съели, если бы не наша вечная диета.
А сейчас мои ноздри хищно трепетали, учуяв запах помидоров и перца, медленно томящихся на огне с луком и чесноком. А Эрик все бросал туда какие — то приправы, что-то шептал, морщился и снимал пробу, дуя на деревянную ложку с длинным черенком.
Потом заметил мой голодный взгляд, рассмеялся и сказал:
— А теперь главное! — он аккуратно вбил шесть яиц в горячий соус и начал быстро и ловко взбивать их ложкой. — Достань из шкафа тарелки, пожалуйста! А я сейчас, — он пошёл в ванную, выключив конфорку.
Меня не пришлось просить дважды. Осмотрев полки в стенном шкафу, я нашла тарелки, вилки, бокалы и резво накрыла на стол. Заметила в глубине шкафа бутылку вина, и, окончательно осмелев, без спроса прихватила её и водрузила на стол.
Эрик вернулся через минуту и я удивленно замерла. Он переоделся в нежно-голубые линялые джинсы и чёрную футболку. Светлые волосы упали на лоб, на вечно бледных щеках появился румянец от жара сковороды и чада спиртовки. Сейчас он выглядел как обычный московский парень лет тридцати, который просидев весь день в душном офисе, решил прошвырнуться в ближайший бар выпить пивка.