— Если изменишь позу, тебя свяжут, — шепнул он, — поэтому не сопротивляйся.
Дан снова сел за стол. Остальные мужчины тоже заняли свои места.
— Да пребудут с нами покой и забвение! — произнес Дан и взял тарелку Эммы.
— Да пребудут с нами покой и забвение! — хором повторили все, включая Эмму и прислугу.
Дан подцепил вилкой кусочек мяса с тарелки Эммы и положил ей в рот. Она покорно начала жевать, и что самое ужасное: ей это явно нравилось. Эмма смотрела на Дана такими влюбленными глазами, словно собака, которая счастлива, потому что добрый хозяин уделяет ей внимание, заботится о ней и кормит с рук. В мои губы ткнулся кусок мяса. Я подняла глаза и увидела ледяной взгляд Эрика. Он прижал к моим губам вилку с мясом и шепнул одними губами:
— Ешь.
И я послушно открыла рот. Потому что именно в этот момент окончательно поняла, что игры закончились. Чудовищная реальность ткнула в меня вилкой с куском мяса, которую держала мужская рука. И мне необходимо выжить в этой реальности во чтобы то ни стало. Слезы душили меня. Я изо всех сил боролась с ними, но тщетно. Несколько слезинок все же скатились по щекам. Меня казнят прямо сейчас? Он ведь ясно сказал, что в этом мире нельзя бурно проявлять эмоции. Чертовы психи! Но что же мне делать? Как справиться со страхом и слезами? Я подняла глаза на Эрика. Он внимательно посмотрел на меня, взял со стола салфетку, бросил настороженный взгляд на присутствующих. Все были заняты едой, уткнувшись в тарелки. Эрик одним незаметным движением вытер слезы с моих щек, и, скомкав салфетку, засунул ее в карман светлого пиджака.
Волна благодарности поднялась откуда-то из живота. И немедленно сменилась ужасом. Что со мной? Я схожу с ума? Кому я благодарна? Охотнику на людей и мерзавцу, который похитил меня и притащил сюда? Милость палача, сочувствие жертве. Он играет со мной, как кот с мышью. И мне не вырваться из этого ада. Я мысленно дала себе пощечину. Приди в себя, идиотка! Как мало тебе нужно, чтобы тот, кто недавно засунул в тебя пальцы, просто проявил немного сочувствия и избавил от лишнего наказания. И вот ты уже чувствуешь особую связь с ним, и чертову благодарность. Сучка примитивная!
Эрик
Наконец-то она поняла и смирилась. Она ест с его руки, и в глазах застыла тоска понимания. Умница девочка! Быстро адаптировалась. Другие на ее месте так до конца и не осознавали, где находятся. И не вызывали у него такого любопытства. Господи, спасибо, что не пришлось жестко ломать ее так, как других. Стоп! За что благодарить господа? Она ведьма. Нет, не так! Она — ведьма! Эмпат! Демоническое отродье! Нужно повторить это сто тысяч раз, чтобы отрезветь.
А ты, Эрик, главный охотник Ордена. Ты — ищейка и палач. Разве так бывает, чтобы у палача возникла особая связь с жертвой? Теоретически да. Такое бывало. Не у него и не в этом мире. В ее мире хаоса — да, случалось. Он об этом читал в старинных книгах. Есть что-то интимное и глубоко волнующее в этой особой привязанности к тому, кому в любую минуту можешь причинить боль. И даже иногда чувствуешь себя немного богом: хочешь караешь, хочешь милуешь. Но у него, Эрика, такого просто не может быть!
— Я — камень, кремень, сталь звенящая. Я непоколебим и неподкупен, — мысленно повторял он.
Но внутренний голос ехидно шептал:
— Ты себя так ловко уговариваешь! Посмотри в глаза правде: с этой ведьмой всё по-другому. Причинять боль твоя работа. Высшее предназначение во имя рациональности и дисциплины. Но ей тебе хочется причинить боль по-другому. Тебе нужно, чтобы эта боль ей понравилась. Чтобы она извивалась под тобой и просила еще. И когда ее губы покорно обхватывают кусок мяса, насаженный на вилку, ты невольно представляешь себе, как этот рот обхватывает твой член.
— Изыди! — прошептал он. — Изыди, демон искушения!
Эрик бросил вилку на стол и вскочил, опрокинув стул.
— С тобой все в порядке? — обеспокоенный Дан не донес вилку до рта Эммы.
— Я очень устал, — излишне резко ответил Эрик. — Мне нужно отдохнуть.
Быстрым шагом он направился к двери.
5 глава
Алика
После ужасного обеда, который закончился лишь в сумерках, меня отпустили отдохнуть. Шатаясь от усталости, под присмотром хрустального дракона, я поднялась в свою комнату, сбросила одежду, вытащила из прически шпильки и с облегчением рухнула в постель. Но на подушке меня ждала длинная, белая и полностью закрытая шелковая ночная рубашка. Видимо, прислуга все же побывала в моей комнате. Со стоном я облачилась в рубашку. Ненавижу ночнушки! Всегда сплю голая. Мало того, что я намучилась в этом длинном душном платье и с узлом из волос, от которого жутко разболелась голова, так ещё и спать придется одетой.
— Спасибо, что не в пальто! — прошептала я и принялась заплетать косу, как велела мне Эмма.
Эти мелочи, чисто бытовые неудобства вымучивают не меньше, чем постоянные оскорбления и принуждение кошмарного мира, в который я попала. Потому что с них и начинается несвобода. Если я даже спать лечь не могу так, как мне хочется, то что уже говорить о другом? Серые сумерки заткали паутиной белизну комнаты. Какое облегчение! За один только день я устала от этого бесконечного света, струящего отовсюду. От всех оттенков белого. От скудости красок. И, сидя на кровати, я, наконец, заплакала. Вместе со слезами пришло облегчение, и, нарыдавшись всласть, я заснула. Мне снилась Жанна, которая гладила меня по волосам и шептала:
— Все будет хорошо, сестренка!
Проснулась я в полной темноте от того, что кто-то теребил меня за плечо.
— Проснись, Алика! — прошептал над ухом мужской голос.
— Еще минутку, Жанночка! — заскулила я, напрочь забыв со сна, где нахожусь.
Внезапно зажглась круглая настольная лампа на тумбочке возле кровати, и в ее ярком свете я увидела Эрика. Он стоял возле кровати в белом плаще дисциплинатора, с капюшоном на голове, держа в руках большой бумажный сверток.
— Вставай, — приказал он и бросил сверток на кровать. — Ты едешь со мной. Переодевайся.