Герти поперхнулась.
Лицо Мирры стало пунцовым.
А Вилма только и смогла, что бессильно открыть и закрыть свой рот.
— Да-да, самый настоящий разврат! Потому что без брака это именно так и называется! — выплюнула Агна и скрестила руки на груди.
— Дурочка ты, Агна. — 40-летняя сухощавая женщина оторвалась от книги и своей тарелки. — Любые проявления любви естественны и прекрасны.
— Это тебе Ларс наплёл, Тереза? Сколько ты тут? Лет 20? 30? Да он уже давно овладел твоим разумом! Внушил, будто греховные мысли — и есть истина!
— 30… - Тереза прыснула и захлопнула книгу. — Я ещё не настолько старая. Всего-то 12 годочков живу здесь. Но они пролетели, как один год. Такой яркий… как праздник, — она улыбалась, явно перебирая в голове какие-то воспоминания.
— Я бы тоже не променяла эту жизнь на свою прежнюю, — произнесла Сиглинд и откинулась на спинку стула.
— Заткнись, Сиглинд. Слушать противно.
— Ты просто завидуешь, — Сиглинд поднялась и вышла из-за стола. — На тебя-то они даже не смотрят.
— А ты сама себя потеряла из-за этого Кая. То плачешь в подушку, то радуешься, как умалишённая. Надоело это всё, хуже горькой редьки. А ведь раньше с тобой можно было поговорить! — крикнула Агна вслед уходящей брюнетке.
Мирра принялась гладить подругу по плечу, и та начала успокаиваться.
— Вот так и живём, — подытожила Вилма. — Пошли что ли к старухе. Тебе нужен тюфяк. Его наверняка ещё чинить придётся.
Когда Герти с Вилмой вышли в коридор и остались наедине, Герти решилась спросить:
— Скажи, пожалуйста… заниматься развратом тут… обязательно?
— Нет. Если не захочешь и хватит сил, то сможешь противиться зову вампира. Удаётся же это Мирре и Агне… — Вилма задумалась и будто поёжилась. — А я не противлюсь. И знаешь, так легче.
Герти положила руку под грудь и нащупала спрятанный под платьем кулон, который ей подарил Ларс.
Глава 5. Запретные поцелуи
Вкус поцелуя навсегда соединился в памяти Герти с запахом опавшей листвы.
В заброшенном уголке сада, в том самом, в котором только и позволялось гулять Гертруде, у крепостной стены стояла деревянная скамейка. Чёрная от сырости, покрытая лишайниками, она могла оставить грязные следы на шёлковой юбке девушки. Чтобы этого не случилось, Ламмерт расстилал полы своего дорожного плаща, в котором ходил в сырую погоду, и сажал Герти рядом.
Они разговаривали.
Близко-близко, согревая лица дыханием друг друга. Герти любовалась его серыми глазами, бледными веснушками и складками у уголков рта. Он вдруг касался её обветренными губами — всегда неожиданно, хотя она хотела этого каждую секунду…
Рядом с Ламмертом Герти никогда не мёрзла. А от рук, сомкнувшихся тёплым кольцом на талии, становилось ещё жарче. И голова кружилась. Наверное, от счастья. И вопреки сюжетам любовных сонетов — не цвела весна, не пел соловей. Небо укрылось серым пледом из туч, с деревьев медленно падали листья…
— Так, так, та-а-к.
«Мирабелла!» — сердце забилось от плохого предчувствия.
Ламмерт тут же разомкнул свои небратские объятья, и ветер пробрался к ним под плотный плащ.
— Братец, мама послала за тобой.
— Чего ей?
— У неё что-то не сходится с запасами пива. И она упоминала твоих дружков.
— Тьма, — юноша насупился и поднялся со скамейки. Плащ натянулся, и Герти тоже была вынуждена встать, чтобы отпустить своего кавалера.