— Боюсь, что у меня еще очень много времени впереди, — произнес он медленно. — Возможно, умрут поколения, а я все еще буду править здесь. За такой срок я успею сделать все, что только пожелается, даже изменить священные договоры. Пока же выбор у меня небольшой. Продолжать давить на власти Островов, чтобы получить послабления для моего флота, либо искать подход к дикарям.
— Так ты не собираешься нападать на Острова?
Алекос засмеялся, погладил ее по бедру.
— А ты ждешь, что я буду бросаться на все, что сопротивляется?
— Ты мог бы блокировать их со всех сторон, лишить продовольствия и через год-два собрать урожай.
— Какая кровожадность, госпожа Евгения! А ведь там живут ваши родственники!
— Я просто рассуждаю. Конечно же, я не хочу, чтобы такое случилось.
— Нет, — сказал он твердо. — Мои военачальники тоже хотели бы пойти на Мата-Хорус за сказочными богатствами. Но у нас пока нет флота для такой операции, да и вообще выгоднее торговать с ними, чем воевать. А вот бояться — пусть боятся.
— У них прекрасные ученые и инженеры. Уверена, очень скоро у них тоже появятся пушки, шары и другие твои изобретения.
— Да! — воскликнул Алекос. — Ты совершенно права. На это я и рассчитываю. Война вынуждает прогресс ускоряться. Через пятьдесят лет мы с тобой не узнаем этот мир. Все будет по-другому!
Она покачала головой.
— Не понимаю тебя. Зачем прогресс, когда мир и так у твоих ног? Ты обладаешь волшебной силой. Почему же не хочешь ею пользоваться?
— Да ведь и ты используешь ее едва ли на десятую часть. Умеешь ли ты останавливать сердце? Часами плавать под водой? Поднимать предметы взглядом? Мыслью приказывать людям и животным?
Она перебила:
— А ты — можешь?
— Когда-то я умел все это. Первые сто пятьдесят лет жизни я потратил на то, чтобы познать свое тело и научиться им управлять. Подумай, наш разум заперт во плоти, но даже над нею человек не властен. Его одолевают болезни и старость, он не способен ни отрастить утраченную конечность, ни даже укротить голодный желудок. А мог бы, если б захотел! Я захотел и научился тому, о чем другие не смеют и мечтать.
— Как собака на сене: и сам не пользуешься, и не даешь другим. Ведь ты можешь поделиться этим знанием с людьми, дать им здоровье… дать совсем другую жизнь!
Алекос покачал головой.
— Это путь одиночек. Подумай, что будет с обществом, когда каждый начнет летать куда вздумается и менять обличья! Если не будет смерти и боли, то не станет и страха. Как тогда управлять людьми?
— Люди обретут свободу! — воскликнула Евгения.
Он посмотрел на нее со снисходительной усмешкой.
— Удивительно, как в тебе уживаются деспотичный консерватизм и неестественная для правительницы демократичность. Очень по-женски. Не пора ли определиться?
— Я на стороне людей!
— Теперь ты можешь себе это позволить, — согласился он. — Хорошо, будешь моим голосом совести. У меня его никогда не было, вдруг окажется полезен.
Евгения насупилась, но Алекос, не обращая на это внимания, продолжил:
— Ты с удовольствием рассказываешь о своем времени. О машинах, вытеснивших ручной труд. Об огромных судах, перевозящих тысячи пассажиров. О самолетах и космических кораблях, об энергии атомов… Но есть ли в этом удивительном мире люди, подобные нам с тобой? Многие ли исцеляют одним взглядом? Многие ли видят прошлое и будущее? Сколько человек заглядывало за занавес, что скрывает тайны неба?
— Единицы, в лучшем случае, если такие вообще там есть, — признала она.
— Значит, я прав. Я иду верным путем. Люди — это только люди. Нельзя им всем стать олуди. Но можно взять у природы все, что получится, и подняться над нею. Нам нужны ровные дороги, удобные дома, в которых есть свет и горячая вода, безопасные улицы. Нам нужны машины, технологии, новые знания. Они поднимут людей быстрее и выше, чем небесные духи, которые снисходят к одному из миллиарда.
— Но…
В дверь постучали. Одна из девушек пошла открывать, пошепталась там с кем-то и подошла к Евгении с каким-то известием. Та провела рукой по лицу, будто просыпаясь от сна, и попросила: