Жемчуга, жемчуга… Завесили мир жемчужной гардиной, холодной, сверкающей! И она липнет к лицу, заслоняет город, тропинку из-за неё не видно. Но красивая, зараза! Вот бы мне такие жемчуга — огромные, чистые, ровные, один к одному… Глядишь, и потеплеют на моей шее… Или я совсем замёрзну, и не надо будет делать мучительный выбор.
Я не знала, зачем снова тащилась на мостки. Не знала, куда приткнуться. Что было, что будет, чем сердце успокоится… И успокоится ли вообще?
Мой послушник уже тренировался в своём обычном одеянии: порты на голое тело. Слух у него был, однако, как у кошки, потому что, когда я подошла, стараясь не скрипеть подошвами валенок по снегу, он негромко заметил:
— Сегодня ты опоздала.
— Это я думала — идти или не идти, — призналась зачем-то, не отрывая взгляда от его спины. Снег падал на кожу и тут же таял, смешиваясь с потом, и мышцы двигались, переливаясь бликами жемчуга, как у намасленного стриптизёра. Завораживающе всё это выглядело, и я залипла, рукой поддержав челюсть. Стоян обернулся, уперев меч в землю, вытер мокрое лицо и спросил, прищурив красивые тёмные глаза:
— Передумала учиться?
Я только головой помотала, не в силах ответить. Внутри волной нахлынуло желание обладать этим телом. Хоть один раз, хоть ненадолго, хоть пять минуточек… А он словно не замечал моё состояние и поволоку в глазах, потому что потянулся к мосткам и подал мне второй меч:
— Вот, держи тогда.
— Это мне?
Смешок.
— Это Утренняя Заря, женский меч. Им билась против ворогов моя прародительница. Возьми опробуй, он легче моего.
Ладонь обняла рукоять, обмотанную кожаными полосками, коснулась вделанного в кожу камня. Его тепло согрело руку. Тусклый жёлтый с щербинками кругляш. Я перевернула меч, осматривая рукоять. С другой стороны в ней сидел такой же камень, но серый и прозрачный. Стоян кивнул, вытирая от снега свой меч:
— Лунный и солнечный. На стыке утренней зари.
— А у твоего меча есть имя?
— У каждого меча есть имя. Мой звать Сварожич. Он достался мне от прадеда.
Приподняв Утреннюю Зарю, я попробовала описать клинком полукруг. Да, гораздо легче и юрче. Вжик, вжик, меч со свистом рассёк падающий жемчуг снега, и я представила себя Зимой Желановной…
— Обними камни ладонью.
Рука Стояна легла поверх моей, чуть повернула меч. Лунный камень оказался у пальцев, а солнечный — во впадине. Я сбросила плащ, чувствуя совсем рядом жар от мужского тела, и подняла взгляд. Карие глубокие глаза смотрели пристально и неотрывно, словно желая узнать мои мысли. Ох, лучше тебе их не знать, мой послушник! Будь моя воля, уже бы развязывала шнурок твоих портов, чтобы добраться до… сосиски.
Но воля Стояна оказалась сильнее моей. Он велел мне стать рядом и смотреть на него, повторять движения вслед за ним. В этот раз всё получалось гораздо лучше. То ли легкость меча, то ли желание действительно научиться… Понравиться. Удивить. Стать кем-то в его глазах…
— Что ты чувствуешь? — спросил он чуть позже.
— Всесилие, — честно ответила я.
— А холод камней?
— Они горячие, как огонь!
Камни, и правда, грели ладонь. Или это мне казалось от усилий? Мне вообще стало жарко, и я поняла, почему Стоян тренируется раздетым. Тю! Какие мускулы я наращу себе на руках! Как задорно будут торчать мои сиськи! Надо было давно записаться на уроки фехтования! Правда, с моей работой я бы скоро сдохла от такой нагрузки. Ничего, зато теперь есть возможность подкачаться, и я её не упущу. Как не упущу и эти предрассветные моменты наедине с красавчиком почти-монахом, которого страстно желаю совратить… То есть, наставить на путь истинный!
Утренняя заря выпрыгнула из-за леса, скользнув бликом по клинку своей тёзки, и я взмолилась:
— Прости, я больше не могу!
— Утомилась?
Он смеялся. Придурошный! Конечно, утомилась! С непривычки-то. Опустив меч, я прижала руку к груди, пытаясь отдышаться. Если сначала Стоян щадил меня, то под конец его движения стали быстрее, острее и точнее. Приходилось соответствовать. Чёртово папино воспитание! Теперь сдохну от боли в мышцах, как пить дать сдохну!
Надев рубаху, Стоян взял оба меча и кивнул:
— Пойдём. Сюда. Сядешь, отдохнёшь маленько.