Хриплое квохтанье вырвалось из страшного подобия рта, и человек-змея произнёс невнятно:
— Мне это уже не поможет… а тебе, девица, здравствуй… и спаси тебя Бог…
— Могу я вам чем-нибудь помочь?
Дура, ой дура-а-а! Сейчас он попросит почесать ему пятки или принять ванну, а мне и отказаться не с руки. Сама ведь предложила…
— Да… посиди со мной, коли не испужалася.
— Испугалась, — неожиданно призналась я ему, присаживаясь на край шконки. — Но посижу, потому что знаю, чо вы меня не заразите.
— Травница, что ль? Али болезни всяческие изучала?
— Просто наслышана, — уклончиво ответила я. Был у меня такой период в жизни — смотреть фоточки и читать статейки про всякие уродливые заболевания. Читала и о проказе. То есть, лепре. Но змеиная кожа с чешуйками почему-то упорно ассоциировалась у меня с какой-то другой болезнью. Вспомнить бы, с какой именно…
— Как звать тебя, боярышня? — снова прошамкал человек. — Меня Митрофаном.
— Ян… Евдокия, — вовремя поправилась я. Как бы это всё выучить плотно? И не запинаться…
— Хорошая ты, Евдокия, добрая. Ко мне ведь никто никогда не заходит, кроме святого брата Никифора, он меня кормит. Другие страшатся…
— Проказа может быть заразной только при длительном контакте кожи с кожей, вроде как-то так. Да и сомневаюсь я, что вы прокажённый…
Митрофан попытался прищурить глаза, но у него это плохо получилось. Кашлянув, он попросил:
— Тогда дай мне руку ненадолго…
Я выдохнула, как перед прыжком в полынью, постаравшись, чтобы он не заметил, и вложила пальцы в его грубую ладонь. Рука, похожая на клешню, легонечко сжала мою, а в голове у меня промелькнула мысль. Ведь на такой стадии болезни у Митрофана уже должны были отпасть как минимум первые фаланги пальцев! И лицо было бы похоже на львиную морду… А тут змея… Чешуйки… Рыба… Ихтиандр! Ну конечно! Ихтиоз! Я дура, а все эти люди дикари!
— Я знаю, чем вы больны, — дрожащим голосом произнесла и сжала крепче покрытую наростами ладонь. — Это совершенно не заразно! Это наследственное… Гены… Ну, да вы не поймёте! Просто через кожу, через дыхание нельзя заразиться! Даже Конан Дойл об этом писал! И это даже лечится, правда, здесь… без специальных лекарств…
Я бессильно пожала плечами. Митрофан снова закашлялся, и я поняла, что он смеётся:
— Меня уж не спасти. Но ты добра. У тебя есть сила, большая сила… Камень? Я знаю камни. Они делятся со мной своими тайнами.
— У меня целых три камня, — усмехнулась я, вытаскивая амулеты из-под рубахи. — Вот. Только пока никакой силы они мне не дали.
Митрофан скосил глаза и будто захлебнулся, замолчав и перестав дышать. Я стиснула его ладонь, пытаясь вернуть к жизни:
— Эй, с вами всё хорошо?
— Ледяной камень… — прохрипел он со свистом в лёгких. — Откуда?
— Нашла. А что, вы знаете о его силе?
— Бают, лежит он россыпями в вечных льдах Сиберии, и только три камня удалось добыть… Бают, даёт он силу внушить людям всё, чего тебе надо… А эта капля… Видел я её… У купца одного. Давненько… Не знаю, что с ним сталось…
— Надо же… — пробормотала я, прижав камень к груди. — Внушение, значит. А ничего такая сила, пойдёт!
— Береги каплю. А теперь иди, Евдокия. Устал я…
Поднявшись со шконки, я с жалостью посмотрела на Митрофана. Жил бы он в моё время, его вылечили бы или хотя бы уменьшили страдания. А здесь и сейчас он обречён.
— Спасибо вам за всё. И поправляйтесь.
Отодвинув шторку, я столкнулась со сгорбленным монахом, который нёс в руках плошку воды и кусок хлеба. И такая злость меня взяла, что не смогла удержаться от ядовитых слов:
— Этот человек страдает! Ему нужно размачивать корку на коже, хорошо питаться, а вы его просто уложили здесь и оставили умирать!