— А ну, лежать смирно! Я не виновата, что вас не обезболили! Где тут вода? Смочить хоть, что ли…
Обернулась, схватила за длинный рукав балахона мальчишку лет пятнадцати:
— Где можно воды взять? Желательно тёплой.
— Тёплой нет, боярышня. Сей же час из бочки притащу.
Дед между тем унялся и снова распластался по шконке. Я ласково улыбнулась ему, хотя больше всего на свете мне хотелось орать:
— Вот и хорошо, так гораздо лучше… Что у вас с руками? Поранились?
Он не ответил, жуя бородой, только горестно вздохнул. Парнишка принёс бадейку воды, и я нахмурилась:
— Вы и на воде экономите?
Он только плечами повёл, не понимая, и быстро ушёл к другому больному. Я со вздохом зачерпнула воды в горсть и обильно смочила кровавый бинт. Если бы это видела медсестра из нашей районной поликлиники, то шандарахнула бы меня бадьёй по голове без лишних слов, ибо антисанитария, микробы, воспаление, гангрена… Но другого ничего в голову не приходило. Повязку поменять надо. Я уже представляла примерно, что ждёт меня под грязной тканью, и понимала, что дедок, скорее всего, уже не жилец. Всё равно жалко.
С горем пополам бинты таки удалось снять. Руки были обожжены от запястий по локти. Сколько это? Больше десяти процентов кожи? Пипец деду. Воспалённая красная кожа, некипячёные бинты, никакого антисептика… Так, чем у нас прабабуля мазала ранки в деревне? Вроде бы маслом с воском… Да, пчёлы были, это точно. Масло, воск и яйцо — вспомнила! Всё согреть и намазать, а главное, не бинтовать и всё время домазывать.
Хозяйничать в чужом монастыре я не собиралась, поэтому подозвала парнишку и тоном, не терпящим возражений, велела приготовить мазь и немедленно. Послушник, даже если и удивился, виду не подал и убежал куда-то. Я очень сильно понадеялась, что варить мазь, поэтому сказала деду:
— Вы подождите немного, сейчас будет готово средство, вам полегчает.
На соседней шконке я покормила беззубую слабую женщину, размачивая кусочек хлеба в плошке с водой и пропихивая его между воспалённых дёсен. Процесс длился довольно долго, а тут и мазь подоспела. Я критически обнюхала её, пробурчала, что не доложили масла, и подробно объяснила, сколько раз в день надо смазывать дедовы ожоги.
— Масло дорогое, — тихо воспротивился мальчишка. — Меня игумен сошлёт поклоны бить.
— Слышь! Если что, на меня укажи, я с ним почирикаю, — усмехнулась я и поняла по ошалелому взгляду парня, что ухмылка вышла не слишком доброй. Боялась бы я всяких прижимистых монахов…
Пока я справилась с пятью больными, умаялась на славу. Конечно, я проработала два года в бистро, чаще всего в вечернюю смену, и сейчас пыталась представить, что зал полон моих обычных придурошных, которым подай соль, сахар, хлеб, мазик, а тому кружку пива, а этому вилку заменить «онаупала»… Правда, за эту работу мне не заплатят денег. И перекуров не дают…
Я взяла свою паузу сама, когда почувствовала, что ноги не держат. Прислонилась к толстой деревянной опоре, державшей крышу, и вытерла пот со лба. Интересно, когда нас отсюда выпустят? Когда всех обслужим по два раза? Так, а тут что такое?
За балкой, чуть в стороне от зала было огорожено пространство растянутыми на верёвках простынями. О, может быть, это комната отдыха для хм-хм… персонала? Мне совсем не помешало бы немного отдохнуть. Огляделась по сторонам — все были заняты делом, даже княжна Самарова изображала некоторую активность возле маленькой девочки с обмороженными ножками. Решено. Сбегу на несколько минут.
Я проскользнула к простыне и уже собиралась было отдёрнуть занавесь, чтобы спрятаться внутри, как моё запястье схватила крепкая мужская рука, и строгий голос сказал:
— Не ходи туда!
О! Какой знакомый голос! У меня от него мурашки по спине побежали и в трусах новых увлажнилось. Стоян!
Я смерила его нарочито серьёзным взглядом. Мой послушник был в сером балахоне, как тот парнишка, и в тёмном капоре, закрывающем уши. Фу, какой уродливый наряд! Ему больше пошли бы меха, залихватская шапка, как у королевича Елисея, красный кафтан… А не эти… рубища!
— Что ты здесь делаешь?
— Несу послушание, — ответил он тихо. — А тебе туда нельзя.
— Это почему это вдруг? — я задрала нос, чтобы стать выше. — По каким таким правилам?
— Не ходи, прошу, Яна, — совсем шёпотом сказал Стоян, чуть ли не умоляюще. — Там прокажённый.
Пф! Напугал.
— Проказа не так уж и заразна, как вы думаете, — я аккуратно, но решительно отобрала у него руку и, отодвинув занавеску, вошла.
В первый момент мне стало страшно. Укрытый тонким покрывалом, на шконке лежал человек-змея. Чешуистое лицо, лысая голова, полное отсутствие век и потрескавшиеся плоские губы. А поверх покрывала — руки столетнего старика, будто покрытые засохшей коркой грязи. Глаза слабо дрогнули и повернулись ко мне. А я не могла придумать ничего умнее, чем сказать:
— Здравствуйте.