— Что нам стоит… дом построить… — напевала я под нос, поднявшись с постели, — нарисуем — будем жить! Параскева, помоги найти шнурок!
В общем, на заутреню я пошла уже с тремя амулетами на шее. Прошка на этот раз меня не сопровождала, ибо была отправлена с самым красивым серо-голубым камнем к огранщику, чтобы тот в самые короткие сроки сделал мне нательный крест. Отстояв скучный молебен, я нашла Филомену и спросила:
— Ну как, готова к следующему испытанию?
— Страшновато, — призналась девушка, зябко кутаясь в мех шубы. — Уж не поведёт ли нас княгиня через костёр?
— Думаю, не осмелится! — засмеялась я. — А где остальные? Нас же шестеро было!
— Бают, Лукерья лежит с лихорадкой, — печально вздохнула Филомена. — А сестрица её, Глафира, вон — в добром здравии. И Клавдии не видать, а ведь она всегда первой на заутреню идёт! Не помогла ей молитва, чую.
— И двое заболели, осталось их четыре, — пробормотала я в воротник. Наши ряды стремительно редеют! Княгиня правильно рассудила — одним махом столько сразу выбраковала… Не от страха, так от болезни. Пока эти две валяются в постели, мы пройдём остальные испытания. Э, я же собиралась их провалить!
Собиралась-то собиралась, а позволит ли мне гордость?
Мама всегда занималась привитием мне женских черт и привычек. Наверное, в пику папе. Он воспитывал меня как мальчишку. В походы я ходила не со школой, а с папой. И на рыбалке побывала, и на охоте. К десяти годам знала, что такое карбюратор, коробка передач, и какое масло заливать в двигатель. К двенадцати научилась водить машину. С мамой шила юбочки и брючки, с папой в спортзале увидела разницу между кунг-фу и ушу, научилась без стеснения бить по яйцам и даже одно время пробовала тренажёры. Но самое главное, что внушил мне папа, это никогда не сдаваться. Быть первой везде. Всегда. В любом соревновании. Даже если оно мне не нужно…
— Ты меня слушаешь?
Голос Филомены заставил очнуться от своих мыслей. Я кивнула. Мы как раз входили в столовую. Позади княжны Самаровой. За нами плелась недовольная жизнью Глафира, видимо, двойняшки ей не хватало. Стол был накрыт на двенадцать персон, а нас осталось всего четыре… Как-то даже неудобно стало. Почему мы остались, а остальные выбыли из игры?
Сделав глубокий вдох, я прогнала мамины мысли из головы. Оставила папины. Стоян Стояном, а вдруг он не захочет со мной иметь дело? Они тут все фанатики религии, может, он предпочтёт затворничество всему остальному? А мне придётся валить обратно в Борки и соглашаться стать женой Яромира… Уж лучше княжич при таком раскладе… Нет, Янка, стоп! Перенос в другой мир совсем меня мозгов лишил. Стоян сказал, что мы ещё встретимся. Он ждал меня перед сегодняшним рассветом, значит, завтра я тоже пойду, увижу его и поставлю вопрос ребром. Тем самым, из которого бог якобы сотворил Адаму жену. Потому что нефиг. Послушник с телом атлета возбуждает меня, но в этом чёртовом мире всё решается через свадебку и церковный алтарь. То, к чему я привыкла у себя, здесь осуждается и карается. Мне надо знать точно, что делать и в какую сторону дышать, иначе я слишком многим рискую. Ведь способа вернуться домой пока на горизонте не нарисовалось…
— Слушаю, конечно, — покладисто ответила, пока мы садились за стол на другой конец от Светланы с Глафирой. Две коалиции наметились. Аутсайдеры выбрали своих лидеров. Ну ладно.
— Я говорила про княжичев изъян, — хихикнула Филомена смущённо. — Ну, ты же поняла, да?
— Нет, если честно, — призналась я. Блин, вот так всегда: задумаюсь о своём и прослушаю самое важное…
— Про уд его!
Эти слова девушка прошептала почти неслышно. Уд? Член, в смысле? Что ж у него с главным мужским органом?
— Что, маленький, да? Червячок?
— Ты, правда, не слушала? Толкую ж тебе — агромадный! Прямо лошадиный!
— Лошадиных пенисов не бывает у людей… — автоматически ответила я, а сама задумалась. Сколько там может быть у лошади? Сантиметров сорок? Пятьдесят? Когда-то мы с Матюшей глянули из любопытства зоофильную порнушку, потом никак очухаться не могли. Матвей даже закомплексовал, и тогда у нас случилась необыкновенно жаркая ночь. Доказать мне свою состоятельность пытался, наверное…
А Филомена продолжала, видимо, воодушевлённая собственным смущением:
— Представь же себе такое! А ещё бают, он девиц не знает! Анька мне шепнула такое, я аж не поверила!
— Кто такая Анька? Она-то откуда знает?
— Так девка моя горнишная. Она всё хвостом вертела перед одним дружинником княжеским, так он ей и сказал в большом секрете! В бане, грит, видал!
— Угу, видал… Позавидовал, небось, — буркнула я, хватаясь за пирожок. Тот оказался с творогом, и я съела его в два присеста.
— Какие уж тут завидки, милая, — Филомена последовала моему примеру и довольно простонала: — Ох, надоть бы разузнать, что здешние стряпухи в начин кладут! Вкусно-то как!
— Не отвлекайся. Дальше рассказывай.
— Так ить завидовать нечему. Девки, грит, от княжича с визгами бегут! Как узреют вот такенное вот, так и дёру!
— Ну и дуры, — подытожила я. — Бабы везде дерутся за большие члены, а они визжат…
— Да как можно-то?! — изумилась Филомена. — Господь с тобой, милая, это же жуть какая-то! Лошадиный ни одна девица не выдержит!