Отвернулся и уставился в узкое решётчатое окно.
А там трепетала и шелестела призрачной листвой ночь. Сад по-прежнему пронизывал дождь, хотя и шептал свои колыбельные уже совсем лениво и неспешно, постепенно стихая.
Рон сидел так несколько минут, глядя в темноту и задумчиво постукивая пальцами по раскрытой книге. Я тоже молчала и пыталась читать свою — но не видела ни строчки.
Я не заметила, когда он вдруг подошёл ко мне. Поэтому чуть не подпрыгнула, когда Рон уселся в кресло напротив, выдернул книгу у меня из рук, захлопнул её и с грохотом бабахнул об стол. А потом посмотрел так, что поджилки затряслись, и рявкнул:
— Рассказывай!!
Я вздрогнула и испуганно потупила взгляд. Вот и дождалась извержения вулкана! Как некстати — именно сейчас, когда больше никаких сил не осталось играть опостылевшую роль. Но нужно продержаться до конца.
— Ты о чём?..
— Хватит этих глупых игр. Я сказал — рассказывай!
Пальцы задрожали, и я сжала их в кулаки, чтобы скрыть дрожь. Что это за капли падают на красивый деревянный стол? А, ну да, это слёзы… Вот вечно я так. Глупая плакса.
Мои маленькие кулачки накрыли большие и тёплые ладони.
Рон сказал тихо и очень, очень устало:
— Всё будет хорошо. Просто расскажи мне. Это ведь я.
Я шмыгнула носом. Ну зачем он так? Ведь все силы собрала, какие были. Все — чтобы противостоять его гневу, его злости, его обиде… но против его заботы и тепла мне нечем было обороняться.
И тогда я принялась путано, с пятого на десятое, рассказывать — всхлипывая и понимая, что чем больше тепла, по которому я оказывается так смертельно соскучилась, перетекает в меня от его рук, тем сильнее хочется разреветься от души и по-настоящему.
Рассказывала о своём невезении. О своих страх. О своих кошмарах. О том, как пыталась сделать так, чтобы они не сбылись. И только поэтому убегала от него всё это время. Только поэтому.
Не сказала лишь об одном. Что, вполне возможно, умираю. Язык не повернулся. А может, мне и самой хотелось забыть об этом хотя бы на мгновение.
Наконец, я замолчала. И он тоже молчал, только крепче сжимал мои ладони.
— Рон, прости… Прости меня, пожалуйста! Особенно за эту глупость с Эдди…Ты же, наверное, подумал, что я…
— Ничего я не подумал. Ты правда обо мне такого низкого мнения? Я что, и впрямь похож на идиота?
Наконец-то я решилась поднять на него глаза. Он вымученно улыбнулся. Только губами. В глазах была убийственная серьезность.
— Ты кому врать собиралась — а, Черепашка? Я сразу раскусил все твои манёвры.
Я уставилась на него ошарашенно.
— А почему же тогда…
— Почему злился? Потому что ты не хотела рассказывать. Потому что придумала такой идиотский способ держать меня подальше. И кстати, попробуй только выкинуть ещё раз нечто подобное — точно получишь у меня ремня!
Я невольно улыбнулась сквозь слёзы.
— А теперь скажи-ка… — он вдруг сжал мои руки очень сильно. — Сколько дней ты уже не ешь?
Я дёрнулась было, но он держал крепко.
— Ты про эти деревенские страшилки? Эмбер меня тоже ими пугала. Я к ней заходила перед сном. Неужели ты веришь?..
— Хватит заговаривать мне зубы. Эмбер всё очень чётко и подробно рассказала за ужином. Было просто сложить два и два. Итак — сколько дней?
Я молчала, а он испытующе смотрел на меня, и я поняла, что на этот раз отвертеться не получится.