Отец едва не свалился с сидения и проснулся, недоумённо моргая. Успокаивающие возгласы нашего кучера где-то снаружи — пытается сделать так, чтобы Белоногий и Сказка перестали нервничать и вставать на дыбы. Я вижу в окно их развевающиеся светлые гривы и мохнатые передние ноги с острыми копытами, которыми они бьют морозный вечерний воздух. Чувствую, как трясётся экипаж от этих беспорядочных движений.
Папа всё-таки вникает в ситуацию. Торопливо поднимается и, уже вылезая из экипажа, бросает мне на ходу:
— Кэти, посиди здесь, а я пойду посмотрю. Только не выходи! Здесь водятся волки.
И я должна, наверное, быть за него спокойна, потому что он берёт с собой револьвер, но сердце отчего-то бьётся как сумасшедшее.
— Ну что, Клэнси, как наши дела?
— Плохо, милсдарь. Передняя ось лопнула. Кажется, что-то напугало лошадей.
— Починить сможешь?
— Никак нет. Боюсь, мы тут застряли. Позвольте, отпрягу Белоногого и поеду вперёд по дороге? До замка его сиятельства вроде бы не так далеко…
— Ох… видимо, и правда нет другого выхода. Распрягай!
Какой-то шум, возня, металлический лязг. Тихое тревожное ржание лошадей. Я уже с трудом могу усидеть на одном месте и плотнее кутаюсь в своё тёмно-коричневое пальто. Экипаж выстудило, и моё частое дыхание вырывается облачками пара. Дышу на ладони, но согреться не выходит.
— Мастер Лоуэлл, не пойму… как так-то! Обе передние подковы слетели! Даже не вижу, куда они делись в темноте. Сейчас, погодите… и у Сказки тоже! Чертовщина какая-то — так не бывает, чтоб одновременно!
В довершение всех бед гаснут оба фонаря, привязанных снаружи к экипажу. Я остаюсь в совершенной темноте.
Нет, у меня столько терпения в принципе природой не заложено! Места мало в организме, наверное, для этой загадочной субстанции. Да и если продолжу сидеть сиднем — замёрзну насмерть. Тепло уходит из меня стремительно, как будто где-то прямо в Рин открыли нараспашку маленькую форточку.
Я выпрыгнула из экипажа на совсем чёрную в темноте дорогу без единого сугроба… чтобы с размаху угодить в здоровенную грязную лужу с ледяной водой, утонуть в ней по щиколотку.
Ну вот, прощайте, моё новенькое черепаховое платье и фееричное появление в замке, о котором я так мечтала!.. И я совсем не буду по вам убиваться — по крайней мере, не сейчас, когда где-то в ночном лесу снова раздаётся волчий вой. На этот раз ближе.
Осторожно пробираюсь по этой то ли слякоти, то ли густой, практически болотной жиже — туда, где отец с кучером в темноте вступают в перепалку на тему того, стоит ли подождать до утра, или же прямо сейчас взять под уздцы коней и постараться-таки дойти до замка, до которого, по убеждению отца, рукою подать.
Холод взбирается по вымокшим мигом ногам — ему совершенно наплевать на плотные дорожные ботинки. Выше, и выше — и вот уже я вся дрожу и обхватываю себя руками, изо всех сил стараясь не стучать зубами. Запоздало вспоминаю, что из какого-то глупого желания покрасоваться ехала без шляпки. Почему-то рассчитывала, что в экипаже не будет холодно — и теперь ни за что в жизни не найду её в темноте. Вот только этого открытия мне и не хватало для полного счастья! И в этот момент раздаётся стук копыт множества лошадей. Откуда-то позади — из темноты, которую мы только что проехали. Я оборачиваюсь и жмурюсь — яркий свет разгорается тёплой звездой. Он всё ближе и ближе… Неужели спасение?..
Отец едва успел оттащить меня в сторону, когда мимо нас, еле разминувшись с нашим бедным сломанным экипажем, промчалась, взрывая темноту гиканьем и звоном бубенцов, шикарная белая карета с золочёными вензелями, запряжённая четвёркой великолепных серых в яблоках коней.
Из-под колёс на меня обрушился целый ледяной водопад — и теперь я промокла не на четверть Черепашки, а на всю нижнюю часть. Платье немедленно пропиталось водой и противно прилипло к ногам.
Даже не знаю, что стало для меня большим шоком — вид этой кареты, будто сошедшей откуда-то с картин старинных мастеров, или то, что она и не подумала останавливаться в ответ на призывные крики нашего кучера. Клэнси даже руками, кажется, махал — но тому, кто ехал в карете, было совершенно всё равно.
Я успела разглядеть герб на дверце, окна которой были плотно занавешены пунцовой тканью — золотая птица, распахнувшая крылья в центре геральдического остроконечного щита.
Очень быстро это видение промелькнуло и скрылось без следа в ночной тьме. Снова стало совсем тихо.
Я оглушительно чихнула.
Отец прижал меня к себе и потёр мои плечи, пытаясь согреть.
— Не бойся, малышка Кэти! Мы сейчас решим, что делать… По моим подсчётам, замок уже…
Он остановился на полуслове. На нас снова надвигался стук копыт. На этот раз с той стороны, куда умчался экипаж.
— Кэти, взбодрись! Они возвращаются! Надо же, совесть проснулась…
Я улыбнулась непослушными губами и покачала головой.
— Н-нет, п-папочка! Это не они. Это од-д-ин конь.
Я не стала говорить, что догадываюсь, кто его всадник.