Это ж надо иметь такую выдержку.
Расправив плечи, Доминия сказал:
— Ты хороший человек. Трудно представить лучшего отца.
Не успел я спросить, к чему он клонит, как его взгляд снова повернулся к сфере.
— Почему ты постоянно смотришь туда? — заставляя одного кайджана нервничать, — о чём думаешь?
Он пожал плечами.
Но я спрашивал не ради такого ответа.
— Судя по твоим словам, эта дымка будто наркотик. Жить в ней проще, помнишь? Неужели тебя не тянет обратно? Что, если ты возьмёшь и вернёшься?
— Если бы меня туда тянуло, я бы сам перерезал себе глотку. Я никогда больше не попаду в сферу, слышишь, смертный?
Но сколько бы раз Смерть не повторял это, его взгляд снова и снова останавливался на светящемся куполе.
Вдруг его глаза загорелись.
— Мне тут в голову пришла одна мысль. План.
На его лице появилось выражение, от которого у меня по спине пробежал холодок.
— Жнец?
Глава 49
Повешенный
День 587 П.В.
Он снова мой!
Смерть вернулся в замок. Сфера завлекла его обратно.
Сквозь покрытое изморозью окно я увидел, как он вышел из машины и вытащил во двор связанную Императрицу.
— Ненавижу тебя! — крикнула она. — Я знала, что так будет!
Бледная, с покрасневшими глазами, дрожащая от холода.
Интересно, она до сих пор беременна? Под курткой тяжело разглядеть. Несмотря на то, что она в ярости, глифы едва просвечивают, и волосы остались светлыми. Видимо, Императрица обессилена после борьбы с закованным в доспехи рыцарем. Хотя и месяц назад она не отличалась особыми силами.
Возвращение Смерти было так предсказуемо; его должно было влечь обратно. Хотя его побег сильно ударил по моему эго. Без своего бессмертного приспешника я чувствовал себя уязвимым и вынужден был принимать новые меры безопасности. Но теперь его карта снова в моих руках.
На лице заиграла победная улыбка.
Когда рядом с ним приземлился Гейб, я открыл окно, чтобы подслушать их разговор.
— Приветствую, Жнец. Рад, что ты снова обрёл ясность ума.
В ответ Смерть кивнул с привычным высокомерием.
Ничего, в этот раз я собью с него эту спесь. Не потерплю, чтобы он ещё хоть раз назвал меня сопляком.
— Где твой жеребец? — спросил Гейб.