За дополнительными разъяснениями обратитесь к Учителю.
Ну, раз они сами настаивают…
— Прошу меня извинить, Учитель: можно задать вопрос? — поднял я взор на Кииоши-сама.
— Спрашивай, мой младший ученик, — благосклонно кивнул седой головой старец.
— Почему обращение с хаси приравнено к владению оружием? — выпалил я. Честно говоря, уточнить я собирался несколько иное: на каком Уровне сколькими видами оружия можно научиться владеть? И, соответственно: не променяю ли я сейчас на обращение с палочками для еды что-то более полезное?
Но сформулировалось у меня почему-то только вот так.
— Выслушай одну историю, мой младший ученик, — степенно отложив собственные палочки на специальную подставочку, скрипуче проговорил Кииоши-сама. — Вы тоже послушайте, — выразительно посмотрел он сперва на Миюки, затем на Егора. Оба почтительно склонили головы в знак готовности впитать высшую мудрость. — В стародавние времена в Японии жил непревзойденный Мастер меча по имени Синмэн Мусаси-но-Ками Фудзивара-но-Гэнсин, более известный как Идзуми Миямото Мусаси, — убедившись во всеобщем внимании, начал рассказ старец. — Однажды во время одного из своих странствий по стране, проголодавшись, он зашел на некий постоялый двор. Устроившись в углу, Мастер положил рядом свой меч и попросил хозяина подать обед. В этот момент в комнату ввалилась компания бродяг, с ног до головы увешанных оружием. Это были разбойники. Заметив одинокого посетителя и, очевидно, не узнав в нем знаменитого фехтовальщика, но обратив внимание на великолепный меч в драгоценных ножнах, бродяги принялись оживленно шептаться, явно обсуждая нападение. Тогда Мастер, даже не посмотрев в их сторону, взял свои хаси и четырьмя четкими движениями поймал четырех круживших над столиком мух. До глубины души пораженные увиденным, незадачливые разбойники в страхе бежали…
Кииоши-сама умолк и обвел нас долгим взглядом, очевидно, ожидая какой-то реакции на услышанное.
Пока я соображал, что бы такое подобающее моменту промолвить, меня опередил Егор:
— Простите Учитель… А этот знаменитый Мастер… Тех четырех мух — он их съел? — осведомился он с совершенно серьезным выражением лица.
Я уж было подумал, что сейчас Черных нарвется на резкую отповедь — и это еще в лучшем случае — но Кииоши-сама лишь заразительно расхохотался.
— Не знаю, мой ученик, — проговорил он почти через минуту, вдоволь насмеявшись. — Таких подробностей история не сохранила. Но если обед долго не несли — мог, наверное, и съесть… Однако полагаю, прислуга на постоялом дворе, без сомнения, видевшая все случившееся, была в тот день на редкость расторопна…
После этого встревать в разговор с чем-то претенциозным, пожалуй, никакого смысла уже не имело, и я лишь молча выбрал «Да» в запросе об усвоении навыка «Обращение с палочками для еды».
В дальнейшем наша трапеза протекала в молчании. Когда же миски на столике опустели, старец, не поднимаясь с подушки, на которой восседал, повел из стороны в сторону рукавом кимоно и извлек на свет три одинаковых с виду свитка. Первый Кииоши-сама протянул Миюки, второй — Егору, третий, последний, достался мне. Новое задание?
Впрочем, как тут же выяснилось, не такое уж и новое…
Предложено задание «Рисовое поле — 2»
Принять? Да / Нет
— Поле не из одной делянки состоит, мой младший ученик, — поймал, как видно, старец мой слегка разочарованный взгляд. — Работы на нем еще много — так займись же ею, не мешкая!
Поспешно сделав каменное лицо, я учтиво склонил голову и, сдержав так и рвущийся вздох, обреченно нажал кнопку с ответом «Да».
* **
В этот день, прежде, чем получить от Кииоши-сама позволение вернуться в гостиницу для обязательного короткого сна, я очистил от сорняков еще целых три рисовых делянки, заработав на этом в общей сложности «+15» к Опыту, «+3» к Выносливости, две золотые монеты непонятного достоинства и левый (отнюдь не только в смысле «на левую ногу») башмак, теоретически дающий «+2» к той же Выносливости, и при этом, как обещалось, непромокаемый и не спадающий с ноги. Проверить это, правда, возможности мне не представилось: замечательные свойства ботинка активировались только при надевании его в паре с правым собратом, которого у меня, увы, не было. Ни с обычной сандалией, ни с босой второй ногой башмак не работал.
По-настоящему же полезных предметов — вроде давешнего зернышка — к немалому моему разочарованию на этот раз среди наград не оказалось.
Одна была радость: восстанавливающий Бодрость чай мне в поле приносил не насмешник-Егор, а сдержанная Миюки — в одном из перерывов, отдыхая от трудов праведных, мы даже довольно мило с ней побеседовали о смысле ката в каратэ-до. Ничего принципиально нового для себя я, правда, не услышал — все те же хорошо знакомые бла-бла-бла о кладезе техники, энциклопедии стиля и все такое. Свое скептическое отношение ко всему этому, выработанное в реальных спаррингах «наверху», я, впрочем, предпочел оставить при себе. Кто знает, может, здесь, в игре, и правда, что-то устроено иначе?
Уже под конец разговора, сменив тему, я задал давно уже занимавший меня вопрос:
— А почему, если локация считается российской — все здесь такое подчеркнуто-японское?
— А что ты думал тут найти? — усмехнулась Миюки. — Кремлевские башни с красными звездами и маковки церковные?
— Нет, но…
— Язык игры — русский, контингент игроков — в основном, русский, даже порядки в додзё — и то, полагаю, во многом русские, — принялась перечислять девушка. — По крайней мере, не чисто японские — я была в паре залов в Токио — там многое иначе организовано. А антураж… Ну так каратэ-до не на Русской равнине родилось и не в Сибири… Была бы игра по самбо или по какой-нибудь там системе Кадочникова — был бы, наверное, русский или даже советский антураж…
— Ну, да, наверное, — согласился я.
* **