— Ты уверен?
— Весьма.
— Хорошо. Губы шефа сжались, а глаза впились в ее мужа с каким — то мрачным, несчастным пониманием. — Они ждут ответа. Не хочешь сам что — нибудь отправить?
— Нет. Спасибо.
Взгляд шефа скользнул к ней, но ей нечего было предложить. Она еще ничего не знала о его семье.
— Хорошо. Шеф поднял руку к сканеру, и дверь бесшумно открылась. — Дай мне знать, если передумаешь, Ад.
— Ладно. Ее муж несколько раз моргнул, когда дверь закрылась. Его челюсть двигалась так, словно он скрежетал зубами по камням.
Его отец. Какой ужас. Ее сердце болело за него.
Ее собственные родители погибли при крушении шаттла четыре года назад. Это разрушило ее. Потеря на какое — то время сломила ее, и Кон был ее утешением, ее силой. Он не всегда был склонен к жадности и двуличию. Когда — то он был просто ее парнем, предполагаемой любовью всей ее жизни. Но он любил деньги больше, чем ее.
Луиза положила свою руку на руку Адама и крепко сжала ее.
— От пяти до шести часов? — спросил он, продолжая их предыдущий разговор, не теряя ни секунды. — Значит, если я приду и помогу, мы сможем выбраться оттуда меньше чем через три часа?
Хм.
Она кивнула, и он кивнул в ответ.
— Хорошо, — сказал он. И у нас останется достаточно времени, чтобы найти хорошее место и посмотреть на огни.
— Эй. Луиза повернулась и шагнула к нему, так что они прижались друг к другу. Она обхватила его лицо руками, и его темная щетина царапнула ее ладони. Ее муж, ее мужчина — не важно, какие чрезвычайные обстоятельства свели их вместе — должно быть страдал. Отсутствующий взгляд и напряженный рот свидетельствовали об этом. Ей нужно было утешить его, сделать все, что в ее силах. — Поговори со мной.
Нет ответа.
— Адам?
Он посмотрел ей в лицо и поморщился, положил свои теплые руки поверх ее и опустил их на свою хлопковую футболку. — Я в порядке.
— Но…
— Луиза, я не разговаривал с родителями с тех пор, как они отреклись от меня, когда мне было семнадцать. Так что да, я в порядке.
— Что случилось, когда тебе было семнадцать?
Он крепче сжал ее руки, и его голубые глаза смотрели так, словно несли в себе всю боль мира. Он сказал сквозь зубы. — Когда я был подростком, то сбежал с дурной компанией. Был слишком глупым, чтобы понять это. Однажды ночью мы подрались в баре и кое — кто умер. Это был несчастный случай, но… он собирался застрелить моего друга, поэтому я выстрелил в него. Он умер.
— Ох.
Адам кого — то убил. Адам был…Адам был убийцей. Ее муж. Нет. Это все не вписывалось. Это было неправильно. Она видела убийцу за работой, и его ни на йоту не волновала пролитая кровь или потерянная жизнь. Убийца с удовольствием всадил пулю в мозг Кону, больной ублюдок. От этого воспоминания ее желудок сжался.
Это доставляло Адаму боль. Прошло два десятилетия, но вся та история еще лежала у Адама на плечах. Он выглядел так, словно постарел просто от рассказа об этом. Глаза у него были усталые, грустные. В этом не было никакого смысла. Ее руки начали дрожать, мелкая дрожь, которую он не мог не почувствовать.
— Тебя посадили в тюрьму? Она решительно заставила себя смотреть ему в глаза.
— Только четыре месяца в ожидании суда. У моих родителей были деньги, они наняли лучших адвокатов. Они не хотели, чтобы имя семьи было запятнано. Его руки выскользнули изее. Она сделала то же самое, и они повисли вдоль тела. Все вокруг нее было холодным и тихим. Адам на нее не смотрел. — После этого они перестали со мной общаться. От меня отреклись. У меня ничего не было. И тогда я пошел в армию. Война только начиналась, и они отчаянно нуждались в людях. И я уже доказал, что готов нажать на курок, так что я стал лучшим.
Она с трудом сглотнула. — Это все?
— Да. Наверное, кто — то должен был предупредить тебя.
— Адам, ты был ребенком…