— Оба в одно и то же время?
— Как ты догадалась? —хихикает она.
Я смеюсь немного нервно. Знаю, что она непостоянна, но не понимаю, как можно так экспериментировать.
— Похоже на ваших курсах хватает острых ощущений.
— Мне кажется, что ты эти ощущения получаешь здесь, смотря целый день на обнаженные тела.
Смотреть – это одно, но большая часть моего творческого процесса — соло.
— Но и такой секс тоже может быть классным, — говорит она ободряюще.
— Я не совсем это имела в виду, Дженни.
— Не все художники так серьезно относятся к своей работе, как ты.
— Возможно, — вздыхаю я.
Бывает, некоторые студенты отвлекаются во время работы, но не я. Хотя иногда бывает трудно не отвлекаться, когда позируют парни. Они не относятся к этому серьезно (особенно, когда позируют за пиво). Некоторые, раздеваясь, думают, что это прелюдия к чему-то большему.
Даже Джонатан оказался на грани эрекции, когда в последний раз позировал мне. Он был немного смущен, но моя невозмутимость успокоила его. У меня строгие правила – я не смешиваю работу и удовольствие. Возможно, Руби считает меня одержимой, но я знаю, что это поможет мне однажды в нью-йоркской галерее.
Дженни берет свою спортивную сумку.
— До четверга, Ава. Я люблю кофе со сливками и тремя ложками сахара.
Она подмигивает и выходит из комнаты.
Глава 7
Из студии я иду через главную аллею кампуса, чтобы занести художественные принадлежности в общежитие перед первой парой «Истории средневекового искусства». Курс читает доктор Тенненбаум. Я прослушала все лекции, что он вел, начиная с «Введения в Историю искусств» в первый год обучения. Он был первым профессором, который оценил мой талант, рассказал мне о конкурсе «Мона Лиза» в «Мике», и поощрял и поддерживал меня. Ему около пятидесяти, он солидный, респектабельный мужчина, чье любимое времяпрепровождение — бродить по картинным галереям и выглядеть таинственным. Если бы я захотела выйти замуж, то он вполне бы мог стать моим мужем. Мама думает, что мое замужество произойдет вскоре после того, как я выучусь. Она еще не знает о моих планах относительно Нью-Йорка. Я собираюсь рассказать о них, когда приеду домой на День благодарения.
Когда я иду к аудитории, то слышу, что кто-то зовет меня. Я оглядываюсь, но никого не вижу, хотя голос кажется знакомым.
— Ава, здесь!
Я замечаю движения в окне корпуса английского отделения и в тот же миг чувствую еле ощутимый запах сигаретного дыма. Щурясь от яркого света, я вижу кого-то на широком подоконнике. Рука, держащая сигарету, лежит на открытом окне.
Логан О'Шэйн — это именно он.
Значит, он действительно знает мое имя.
Я смущенно улыбаюсь и краснею. Он подзывает меня жестом. Я колеблюсь, и он гасит свою сигарету и отбросает ее на несколько метров. Он делает это с небрежной силой и изяществом, от которого мое сердце начинает биться быстрее. Мгновение и он направляется ко мне.
Мне становится жарко, я лукавлю, возлагая ответственность за это на сентябрьское солнце. Фрагменты моего сна возрождаются: твидовый жакет на полу, тяжелое дыхание, плечо у моих губ, я лежу на спине, прогибаясь…
— Куда вы спешите этим прекрасным утром, мисс Николс?
Вместо того чтобы ответить на его вопрос, я задаю свой:
— Это кампус для некурящих. Как вы убедили декана позволить вам курить в кабинете?
— А он не знает, — подмигивает Логан. — Я нарушаю правила. Некоторые правила, как вы знаете, созданы для того, чтобы их нарушили.
Я еле сдерживаюсь, чтобы не показать раздражение, вызванное его словами.
Он стоит передо мной и комфортно себя чувствует в обтягивающей рубашке цвета хаки с белыми кнопками. Его зеленые глаза сначала были озорными, теперь пристально смотрят в мои. Такой знакомый взгляд. Этот голодный взгляд из моего сна.