Хенрика пришла в себя от своего же смеха, он спадал с пересохших губ постанываниями и всхлипами. Янник прижимался к её правому боку, дышал с присвистом, во всём верный стрелочным образам.
— Ты, верно, лучник… — собрав оставшиеся силы, Хенрика повернулась к нему лицом. Не постеснялась вспыхнувших красных пятен. О них ей сказал один лекарь, да, в самый разгар удовольствия.
— Как вы узнали? — Янник широко раскрыл глаза, к виску прилип умильный светленький локон.
Не без усилия подняв ослабшую руку, Хенрика нежно отвела локон любовника за чудное ушко.
— Ты изрешетил меня, как мишень.
— Простите, я ведь думал…
— Тсс. — Хенрика поместила его руку себе на живот, заставила легонько сжать. Чем не шутит Отверженный, а Андрия во всем была благодатна для Яльте. — В вашем доме все
красуются локонами и ямочками на щеках?
— Это от матушки, — Янник светло улыбнулся, порадовав теми самыми ямочками.
— А от кого же тебе достался такой нрав и взгляд как сквозь ледяную корочку?
— А это уже от отца.
Хенрика сдвинула его руку чуть ниже, стиснула между бёдер:
— Не припомню среди андрийских дворян того, кто мог бы дать этому миру такое чудо… То, что ты делал со мной… Клянёшься повторять это, если я пойду за тебя?
В ответ лучник учудил что-то пальцами, отчего Хенрика задрожала, откинула голову, всхлипнула, едва не упустив негромкое:
— Слово Тека.
— Нет.… Нет-нет!
Превозмогая слабость, она оттолкнула от себя больше не союзническую руку, рывком села и уставилась на гостя. Так вот, чьи эти льдистые гляделки, вот, отчего подбородок слегка по-лисьи сужается книзу, и эти усишки не что иное, как подражание боготворимому папеньке!
— Так ты сын Миллиана?
— Первенец и наследник Миллиана форн Тека, великого графа, милостью королевы бургомистра андрийской столицы. — Врун приподнялся на локте. Мордашка отвердела, но рука выдала его, предательски потянувшись за краем покрывала.
— Ах, так он ещё жив! — успела фыркнуть Хенрика перед тем, как в помутнении перехватила запястье лисёныша и вонзила туда зубы. Малыш форн Хеймер был сладким пряником, гнусный же Тек тошнотворно горчил.
Он вскрикнул. Хенрика разжала зубы, сплюнула, в уме мутилось от опьяняющей злости и собственной глупости. Пинок коленом пришёлся строго на бедро окаянного Тека:
— Убирайся! Вон! Как ты смел явиться ко мне! Спать со мной! Звать меня замуж! Вы, Теки! Падаль у моего пути к трону!
Янник скатился с постели. Хенрика замахнулась на него краем смявшегося покрывала, мерзавец перехватил его и обернул вокруг бёдер. О, весь в папашку! Оружием Хенрики Яльте были корона и армия, закалённая Девятнадцатилетней войной. Но корона лежала на её голове без году неделя — и Андрия соглашалась склониться только перед деяниями, и поражение в войне не сходило за таковые. Поредевшая армия королевы находилась на последнем издыхании, и готовящийся Хильмский договор велел распустить её — андрийцы же явили себя вооружёнными, выученными и отчаянными.
— Мы принесли клятву верности вашему величеству тогда и подтверждаем её теперь, — Янник качал локонами, примиряюще тянул ей руку, ловил её взгляд, пустое! — Андрия хочет видеть вас своей королевой, у нас хватит сил отразить удар Яноре, уберечь вас. Вы не пожалеете, прошу.
— Лисье отродье! — Хенрика наотмашь ударила его по протянутой руке. — Думал, я доверюсь твоему папаше? «По-моему слову Андрия или склоняет голову, или поднимает меч», так он приветствовал меня, его королеву!
— Вы вольны злиться, мой отец обошёлся с вами дерзко и непочтительно, и всё же он не потребовал многого…
— Только пост бургомистра и безучастность короны к тёмным делишкам его и Андрии!
Хенрика наступала на лисьего сына, кожу жгло от ищущей выхода злости. Тот был слишком уж гладенький, без единого шрамика, как отпустить его без отметин волчьих когтей рода Яльте!
— Вы остались в выигрыше, поверьте мне. Со стороны смотрелось, будто вы усмирили мятеж, не пролив ни капли крови, и проявили милосердие к мятежникам.
— А в благодарность вы решили сделать меня своим знаменем, под которым удобно выступить против Лауритса! — В бедро ткнулся столик, Хенрика подхватила вазочку с можжевельником, швырнула. Тек увернулся, каминная решётка отозвалась гулом. — Или не знамя, заложницу, сыграв на любви ко мне Яноре?