Берни попятился, морок схлынул, но на новых шагах Кэдоган настигал его, проступая в каждом убитом драгуне. Жив ли он сам, или это муки души, что должна ответить? Если так, он готов. Стиснув зубы, Оссори уставился в сердцевину алого круга солнца. Омытое драгуньей кровью, оно опускалось всё ниже, бесстыдно заглядывая в мёртвые лица. Перед глазами замерцали яркие пятна. Сквозь них Берни различил, что к нему направляется конь. Неуверенно, прихрамывая на одну ногу, но он шёл. Он нёс всадника. Берни всмотрелся в обмякшее в седле тело, сердце ухнуло в ушах, пустилось в сумасшедший бег.
— Эрик? Эрик, мальчик… Эрик! — голос его и не его, охрипший, тихий, но крик будто разорвал горло.
Берни подбежал к мальчику, бережно снял его с седла. Жив, он может быть ещё жив. Но голубые глаза широко распахнуты, а рот омыт кровью. Полковник опустился на землю, всё ещё держа на руках порученца, не желая отпустить. Эрик рвался в бой, ему не терпелось жить. Ещё утром Оссори знал, что скоро доверит Геклейну командование, мальчику было суждено прославить эту слабую фамилию. Он хорошо помнил, как скривился, когда Лоутеан сообщил, что его друг и советник, Тристин Геклейн, редкая размазня, просит за кузена. И он так же хорошо помнил, как удивился, когда вместо ожидаемого нежного юноши с завитыми локонами к нему вышел лихо улыбающийся Эрик. Он и сейчас будто улыбался полковнику.
Берни закрыл мальчику глаза, шатаясь, поднялся с колен и отнёс тело на мшистую плиту. Он шёл обратно в ущелье как в тумане. Не в силах больше думать, Оссори скользил взглядом по отмеченным печатью смерти лицам. Он не знал, что будет делать, когда найдёт Энтони, Хьюго, Джона. Не знал до последнего мига, но когда заметил блеснувший закатным огнём горжет, ноги и руки, казалось, сделали всё сами. Подойти, всмотреться в лицо убитого. Нет, заставить себя посмотреть. Энтони. Берни отступил, потёр лицо ладонями, закусил губу, давя клокочущий в глотке рёв, тряхнул головой.
Энтони лежал рядом с трупом эскарлотца, зажав в руке саблю. Шлем пробит, лоб и висок залиты кровью. Глаза друга остались закрыты. Берни обругал себя скотиной, но так было легче. Смотреть в них сейчас он бы не смог.
— Энтони… ты был прав. Разумен и прав, как всегда. Прости меня.
— Оссори?
Берни бросился к морщащемуся Энтони.
— Аддерли! Сволочь! Живой! — Он отпихнул тело эскарлотца, упал на колени около Тони, обнял его за шею. Тот зашипел, схватил Берни за руку, зачем-то вглядываясь в лицо, будто не мог узнать.
— Оссори? Ты? Ты же умер, я видел, пушка, ты… Оссори! Живой! — Энтони повис у него на шее.
Берни помог другу подняться. Энтони опёрся о его плечо и вдруг обмяк. Осторожно коснулся затылка:
— Ещё немного, и мы с тобой распрощаемся.
— Только посмей, Тихоня!
Оссори не доводилось носить друзей на руках, даже после самых больших пьянок, но Аддерли он вытащил из ущелья с честью. Энтони осторожно сел на плиту. Увидев Эрика, покачал головой:
— Не видел Филиппа?
— Нет.
Энтони взялся за свой шлем, но вскрикнул от боли, отнял руки и тяжело опёрся о нагретый солнцем камень. Ремни, скрепляющие его нагрудник и наспинник, были почти порваны. Берни разорвал крепления окончательно, помог снять доспех. Множество слов вертелось на языке, но Берни молчал, как и Энтони. Оссори взялся за шлем, когда со стороны ущелья показались двое.
— Святой Прюмме, это вы?! Да простит мне наш славнейший Боже, я всегда представлял вас тучным. Но для Залунного края здесь слишком уж жарко, да и слепых красоток я пока не встречал!
— Аргойл, Далкетт!
— Ну вот, сейчас будет выволочка от начальства. Уж лучше святой Прюмме и последняя исповедь!
Хьюго оставил хромающего Джона только для того, чтобы схватить Берни за плечи и расцеловать его в щёки и в лоб. Весь в саже, ссадинах, Оссори не мог найти на друге живого места, даже усы как подпаленные. Но улыбался Хью как всегда, отчаянно и во весь рот.
— Тебя должны были затоптать, — нервно хмыкнул Энтони. Рядом с ним, страдальчески крякнув, опустился Джон. Бедняга бережно придерживал окровавленную ногу без сапога.
— А тебе размозжить черепушку, — осклабился Хьюго.
Они живы, все четверо, могло ли это быть правдой? Берни вгляделся в тела убитых. Могут ли павшие воины восстать? В преданиях и песнях могли, так чем хуже драгунский полк тех восставших героев? И так ли уж привиделся ему Кэдоган? Откуда-то издалека каркнули. Оссори, задрав голову, посмотрел по сторонам. В закатном небе кружили вороны, но тот, которого он слышал, находился ближе. Хьюго кивнул ему за спину, выругался одними губами. На нагруднике того, что был порученцем Аргойла, восседала чернопёрая тварь. Ворон насмешливо каркнул Берни в лицо, клюнул убитого в глазницу, заглотил кусок глазного яблока.
— А ну, пошёл! — крик ударил по ушам. Берни скривился и обхватил голову руками.
Ворон пронзительно крикнул, но улетел. Согнать их всех, сейчас! Оссори схватил рог, прижал от чего-то солёный наконечник к губам. Трубный глас разлетелся величием, взмахом драконьих крыл, огненным всплеском. Это был сигнал славы драгун… а теперь и памяти. Берни уронил руки, виски пульсировали, у ушей сделалось мокро, горячо, но он уже не чувствовал боли.
— Очаровательно, но сейчас уже поздно ими дорожить. Может, прекратишь там болтаться и поможешь мне наконец со шлемом?
Берни вернулся к Энтони. Друг глянул почти враждебно, а затем сощурился на солнце, сминая в руках клочки сухой травы.
— Тихоня, — Хью покачал головой, прицокнул языком. Он пытался освободить ногу Джона от носка и лоскутов штанины. Загрубевшая от засохшей крови ткань едва поддавалась, её размочить бы, но фляги давно опустели, озёр или рек близко не было… Только чужая кровь, пролитая на землю.
Шлем Энтони примят на затылке, по вмятине тянулась трещина, и даже сквозь неё багровела загустевшая кровь. Берни осторожно взялся за поля шлема, потянул, и Энтони зашипел от боли.