— К сожалению, он недолго будет жить здесь. В приходе закончат ремонт его покоев, и он съедет.
— Вы сможете его навещать!
— Да, милая. Но для матери, не видящей сына почти три года, эти краткосрочные визиты недостаточны, — на лице Констанцы появилась улыбка, а печаль в глазах только усилилась.
Констанца помнила. Она помнила тот день, тот час, ту минуту, когда сын решил отправиться в семинарию. Это было шесть лет назад. Виржилиу только окончил университет, и его ждала головокружительная карьера юриста. Он готов был идти по намеченному пути, вот только трагическая гибель сестры перечеркнула все безукоризненные планы.
Ее смерть в одночасье изменила его. Что-то внутри Виржилиу сломалось. Он всегда был сильным, целеустремленным, упрямым и праведным человеком. Констанца никогда не замечала за сыном религиозного фанатизма, которому удалось бы затуманить разум и в одночасье перечеркнуть все мечты, склонив его отдать свою жизнь в услужение Всевышнему. Но все в этом мире изменчиво!
Констанца до сих пор не могла стереть из памяти тот день! Воспоминания о нем преследовали ее днем и ночью. Она помнила каждое слово сказанное сыном. Каждый жест отпечатался в ее памяти глубоким клеймом.
— Я не отпущу тебя! — Констанца старалась вырвать из сильных рук сына рубашку, которую он намеревался сложить в огромный чемодан. — Ты можешь отправиться куда угодно, но не в это место!
Михай, обхватив голову руками, молча сидел в кресле в углу комнаты. Он знал, что попытки жены остановить сына бессмысленны. Виржилиу не отступиться, даже если его запереть в помещение без окон и дверей, он все равно вырвется из заточения и поступит так, как ему заблагорассудиться.
— Я все равно это сделаю, мам. Я должен!
Констанца отпустила рубашку. Ее руки безвольно повисли. Она подняла на сына покрасневшие, заплаканные глаза. В них читалось отчаяние и немая мольба.
— Это напрасная жертва. Ты ничего не исправишь, лишь испортишь себе жизнь! Не делай этого! Прошу тебя.
Виржилиу холодно взглянул на рыдающую мать, словно перед ним стоял совершенно чужой человек, чувства и слезы которого были ему безразличны.
— Ты права, я ничего не исправлю, но я буду молиться. И возможно однажды, Господь простит меня! Возможно, когда-нибудь, я смогу простить себя! Каким бы сейчас тебе не казалось мое решение — оно верное. Посвятить жизнь на благо другим, стать светом в темные времена, отречься от искушений и пороков — это правильный путь! Это мой путь!
Констанца, прикрыв рот рукой, чтобы сдержать рыдание опустилась на колени, она отчаянно схватила сына за край брюк.
— Умоляю, не уходи! Я не хочу тебя потерять навсегда — это несправедливо…
— Достаточно, — Михай поднялся с кресла, и, подойдя к жене, взял ее под руку, поднимая с пола. — Хватит унижаться, реветь, выпрашивать милость у родного сына, как нищие! Хочет уйти, пусть идет на все четыре стороны! Ему двадцать четыре года, он вправе делать все, что ему вздумается! Хочет быть священником, скатертью дорога. Захочет быть клоуном и выступать в цирке, что же вперед!
Виржилиу, собирающий чемодан, с недоумением взглянул на отца, который до этого не проронил ни слова, не стремился его остановить.
— Не смотри на меня так! Ты волен делать со своей жизнью, что хочешь. Но я хочу тебя предупредить, если я еще раз увижу, что ты доводишь мать до слез, я тебя выпорю! Не смотря на то, что ты взрослый человек, — тон Михая звучал угрожающе. — Она достаточно настрадалась за последнее время и не заслужила такого отношения!
Виржилиу молча захлопнул чемодан, взглянул на родителей и спешно покинул комнату, даже не попрощавшись. Констанца попыталась броситься за ним вслед, но Михай крепко схватил ее за локоть, не позволяя жене двинуться с места. Он развернул ее, прижал к себе, крепко обняв.
— Отпусти его. Может, когда-нибудь он поменяет свое решение. А сейчас дай ему свободу. Поступив в семинарию, он не перестанет быть нашим сыном.
Констанца знала, Виржилиу никогда не изменит решения. Осознавая безысходность ситуации, ее материнское сердце разрывалось от отчаяния и боли. Она понимала, что уже ничего не исправить, остается лишь одно — смириться с его выбором и попытаться жить дальше.
Было глубоко за полночь, когда яркая луна поднялась высоко в небо и сияла там, среди мириад звезд, как королева в окружение подданных. Ее пронизывающий свет, такой слепящий в небесах, терял свою силу на земле, где густая мгла окутала спящий городок и его окрестности. Плотный туман, спустившийся с ближайших гор, пополз лениво по улицам, оставляя мокрые следы на асфальте, траве и листьях деревьев. Тусклые фонари вальяжно рассеивали искусственный свет, но даже от них было мало толку. Непроглядная завеса захватила городок, напоминая людям, что близится осень и вскоре зной спадет, сменившись промозглым холодным воздухом.
Виржилиу терпеливо дождался, пока домочадцы разбредутся по комнатам и окажутся в царстве сна, откуда до утра их не выманить. Убедившись, что дом погрузился в тишину, он осторожно вышел в коридор. Он помнил, что старые половицы скрипят, и поэтому ступал с опаской на деревянный пол, дабы не издавать лишнего шума.
Священник подошел к противоположной двери. Он замялся. Виржилиу не был уверен в верности своего решения. Его сомнения с каждой секундой росло, но сан требовал действий. Своенравная соседка внесла непредвиденные коррективы в его жизнь, расписанную на много лет вперед.
— Кристи, ты спишь?
Виржилиу тихо постучал в дверь, в надежде, что никто не услышит, кроме девчонки. Он прислушался, ответом на его стук была гробовая тишина. Девушка действительно либо крепко спала, либо не желала говорить с ним.
— Открой, пожалуйста, дверь, если ты не спишь. Я обещаю, что не стану тебя отчитывать за сегодняшний инцидент, — Виржилиу прижался лбом к двери, закрыв глаза. — Пожалуйста, мы должны поговорить.
Безмолвие — плохой собеседник и, в то же время — чуткий слушатель. Оно умеет хранить тайны, но не способно дать дельных советов или избавить от чувства вины. Безмолвию под силу понять всю боль и раскаяние, но все, что было сказано, растворится в небытие, став пустотой.
Священник сделал глубокий вдох и медленно отошел от двери. Он подозревал, что поведение девочки, ее ненависть, ее предвзятость не беспочвенны. Всему есть внятное объяснение. Он желал услышать причину, толкающую Кристи к краю пропасти.
«Вставай, взывай ночью, при начале каждой стражи; изливай, как воду, сердце твое пред лицом Господа; простирай к Нему руки твои о душе детей твоих, издыхающих от голода на углах всех улиц» Плач Иеремии 2:19.