— И правильно, мы тут крутимся, вертимся, а они знай себе сидят в прохладном подвале и ничего не делают. Вместо того, чтобы раскрывать дела, раз в месяц шарятся по бомжатникам и выдают это за работу.
У меня даже дыхание перехватило от несправедливости. А как будто нам эти дела дают! Спихивают все висяки со своих плеч и сидят с идеальной раскрываемостью. Все в выигрыше, кроме нашего отдела, который признан неэффективным.
Я едва успела спрятаться за углом, когда эти двое покинули кухню. С губ непроизвольно сорвалось заклинание подножки, которое прицепилось к одному из сплетников. Не желая погибать в одиночестве, тот попытался ухватиться за напарника и увлек его за собой, разливая повсюду кипяток. Проблемы это не решило, но немного морального удовлетворения принесло.
Выйдя из-за угла, я юркнула на кухню, без труда отыскав вновь появившийся кофе. По моим подсчетам, до конца квартала оставался месяц. В этот срок мы должны раскрыть дело и не быть пойманными на его краже. Это либо спасет седьмой отдел от расформирования, либо окончательно его погубит.
Стоит признать, в одиночку хранить свое преступление в тайне становилось все сложнее, к тому же, понадобится немало изворотливости, чтобы оправдаться, когда Аранадор Валантурович узнает, что мы раскрыли дело. Выход лишь один — сделать братьев-оборотней соучастниками моего маленького должностного преступления. Вместе с ними мы точно сумеем вывернуться и спасти седьмой отдел.
Эта мысль придала мне бодрости. Я направилась обратно в подвал, но вновь была вынуждена остановиться, услышав нечто подозрительное. Подвал был уже близко.
— Не мое дело, не мое дело, не мое, — бормотала я себе под нос, делая еще один шаг вперед. И так проблем целая куча, ни к чему мне чужое добро.
Но женский плач не стихал, а становился все надрывнее.
— Только одним глазком. — Пообещала я, кладя руку на сердце. — Взгляну, что случилось, и сразу на рабочее место.
Ноги уже сами несли меня к источнику звука. Дверь первого отдела была открыта нараспашку, и женский плач, набирая обороты, разносился уже по всему коридору.
Едва ступив за порог, я тут же увидела несчастную. Она восседала на стуле посреди кабинета, а вокруг нее суетились трое мужчин. Пространство под их ногами уже было заполнено одноразовыми бумажными платками.
— Ну хоть что-нибудь! — В отчаянии растрепал свои волосы парень, сидевший за столом. Подойдя ближе, я увидела, что он трудился над описанием внешности преступника.
— Не помню-ю-ю, — взвыла девушка, которой тут же вручили новую охапку платков. Один за другим они были использованы и отправились на пол.
— И чего же вы тогда от нас хотите?! — закричал другой мужчина, нависая над несчастной.
От его гневного рыка даже мне стало не по себе. Что уж говорить о потерпевшей, которую прорвало с новой силой. Мужская рука судорожно выхватила платок, второй… и застыла. Коробка была пуста.
— Есть у нас еще эти штуки? — накинулся он на коллегу.
— Откуда? — огрызнулся тот в ответ. — Мне коробки обычно на год хватает.
— Так пойди и купи еще! — Опустевшая картонка полетела на пол. Нервы мужчин были на пределе.
Мое присутствие все еще никто не замечал. Откашлявшись, я спросила:
— Что у вас происходит?
На меня уставились словно на призрака.
— А ты еще кто? — вопрос прозвучал слишком резко, но заметив, как дергается нерв под глазом у мужчины, я решила не обижаться.
— Ася, из седьмого отдела, — представилась я под ритмичные всхлипы.
— Девушка? — недоверчиво переспросили меня, оглядывая с ног до головы.
— Я же говорил, Аранадор Валантурович нанял девушку! А вы все розыгрыш, розыгрыш! — обрадовался парень, сидевший за столом.
Но его радость никто больше не разделил. Присутствующие смотрели на меня недоверчиво. Запустив руку в карман, я достала и продемонстрировала значок, который присутствующие недоверчиво изучили.
Девушке доказательства были не нужны, она вскочила со стула и схватила меня за руку.
— Ну хоть вы мне помогите!
Видела бы она сейчас себя в зеркало. Тушь потекла, помада размазалась, нос и глаза красные.
— А что, собственно, случилось? — спросила я, успокаивающе поглаживая потерпевшую по руке, судорожно сжимающей мой рукав. Ткань готова была вот-вот порваться.