Это не блохи.
Не блохи!
Сила воображения… оно у меня живое без меры!
Может статься, что и эльф мне примерещился. Я закрыла глаза и пребольно ущипнула себя за руку, это, по слухам, спасало от галлюцинаций, но увы, не в моем случае.
Эльф не исчез.
И не поблек даже. Он стоял на пороге, окутанный солнечным светом — надо же, лето пришло, а я и не заметила — прекрасный, как эклер, сожранный в полночь… и столь же недоступный, поскольку эклеры давно уже были в списке предметов роскоши.
Эльфа я бы охотно к оному списку присоединила.
Он молчал.
Я тоже.
— Извините, — наконец, заговорил Эль, — за беспокойство, но я являюсь уполномоченным представителем общества защиты животных.
Он замолчал, а я поняла, что котика эльфу показывать нельзя.
Не поймет.
В прошлый раз, когда я все же вынуждена была заглянуть на кухню — меланхолия меланхолией, а голод голодом — котик лежал на кухонном столе, прикрученный к нему остатками пледа. Голову и тело несчастного покрывал толстый слой мази, которая местами засохла и растрескалась.
Я молчу уже о запахе.
— Поступил сигнал, — меж тем продолжил Эль, глядя на меня со столь искренним сочувствием, что я сразу остро осознала собственную никчемность, — что на территории этого дома проводят запрещенные эксперименты над животным…
Я сглотнула.
Почему-то живо представилось здание городской управы… и очередной штраф, оплатить который нам нечем… а может, если эльфы сочтут котика особо пострадавшим от Гретиной заботы, то и не штраф, а сразу тюрьма.
Каторга.
Жизнь моя никчемная промелькнула перед глазами.
А руки сами попытались захлопнуть дверь.
Но Эль, верно, был готов к подобному развитию событий. Он выставил ногу, и на дверь налег всею своею немалой эльфийской статью. Надо же… а выглядел таким прилично-хрупким.
— Я обязан войти!
— Вы не можете войти! — я бы отвесила эльфу пинка, но как знать, не воспримет ли он пинок еще одним оскорблением.
Денег на штраф не было.
Ни монетки.
— Вы не понимаете…
— Это вы не понимаете… — мы боролись с дверью, я пыталась толкать ее, эльф — отталкивать… а двери-то исполнился не один десяток лет. Петли, если тетушке верить, еще мой прадед вешал. И стоит ли удивляться, что именно они сдались первыми.
Дверь хрустнула и покосилась.
— И-извините, — сказал эльф, пунцовея левым ухом. Но ручки, паскуда этакая, не выпустил.
— Не извиню, — я сдула темную прядку. Волосы опять растрепались, и теперь я смотрела не то на Тиниэля, не то на Тариэля, не то еще на кого-то сквозь густую челку. — Что вы себе позволяете! Ломитесь в дом к приличным девушкам и…