— И котик, — тише добавила Грета. — Все любят котиков…
Зверь, сидевший в клетке, недобро сверкнул желтым глазом.
Котик?
Если он и был котиком, то давно, на заре своей кошачьей юности, которая, как и человеческая, минула, унеся с собой разбитые иллюзии и пустые надежды. Кот вырос. Заматерел. Обзавелся десятком шрамов, утратил в уличных боях ухо и глаз… в общем, мы с ним сразу друг друга поняли.
— Зачем нам этот котик? — я осторожно обошла клетку.
Зверь, точно знавший, что ничего хорошего от жизни ждать не след, поворачивался, не спуская с меня внимательного взгляда.
— Ты совсем меня не слушала! — Грета хлопнула по столу, и котик издал низкий протяжный звук.
А ведь размеров он немалых… в клетке вон едва-едва помещается. Где сестрица его взяла? А главное, что она собралась с животиной делать?
Может, эльфу своему в подарок пошлет?
Эльфы любят живое…
Правда, было у меня предчувствие, что так легко я не отделаюсь.
— Смотри, — Грета погрозила котику пальцем, но тот лишь завыл громче. — Все очень просто… помнишь, средство для удаления волос, которое я придумала?
Помню.
Забудешь такое… к сожалению, сестрица моя младшая обладала неуемною фантазией, дипломом алхимика — уж не знаю, каким образом ей удалось его получить — страстью к экспериментам и небольшими, но крайне раздражающими ее усиками.
Усики эти Грета полагала единственным препятствием к своему счастью, которое после случая с балконом, осознало масштабы трагедии и вооружилось судебным запретом. И данное обстоятельство ввергло сестрицу в трехдневную печаль…
В печали Грета была страшна.
И без печали не лучше… и если все-таки говорить о ней, о нас с ней, то начать следует с матушки. Она, будучи женщиною суровой, что при ее-то профессии простительно, достигнув того возраста, о котором женщине-то и думать неприлично, все ж решилась снискать толику простого женского счастья. И жертвою ее стал некий полугном, не то польстившийся на матушкино состояние, не то и вправду очарованный ее статью. Не знаю. Впрочем, о своем отце, которого матушка поименовала ошибкой молодости, я знаю и того меньше. Да и о Гретином матушка рассказывала с превеликою неохотой.
Оно и ясно.
Грета только-только появилась на свет, когда он, не вынеся тягот семейной жизни, сбежал с молоденькою соседкой, а заодно прихватил и матушкины сбережения.
Матушка поначалу затосковала, но после, рассудив, что, если жизнь семейная не удалась, то стоит вернуться к тому, что удавалось, отправила нас с Гретой к тетке. Сама наведывалась изредка, отдавая родительский долг и, что куда актуальней, наше содержание. Тетка не была плохой, скорее уж скаредность являлась неотъемлемою частью ее натуры, которую она при всей своей к нам любви преодолеть не была способна. Как бы там ни было, детство наше, в той или иной степени счастливое, давным-давно минуло, как и юность, и младые годы, проведенные под сенью университета.
Сия задумка принадлежала всецело матушке, которая вдруг возжелала стать основоположницей династии. И если Грета никогда не проявляла особых талантов, что воспринималось как влияние дурной отцовской крови, то на меня возлагались немалые надежды. К счастью, матушка не дожила до их крушения. Что тут говорить, некромант — профессия опасная…
В наследство нам досталось известное имя, записная книжка с наставлениями, а также небольшой счет в гномьем банке, где матушка после истории с беглым супругом, хранила сбережения. Тетушка, благодаря усилиям которой в университет устроили и Грету — от мысли выдать мою сестрицу замуж она отказалась давно — пережила маму на пару месяцев.
В общем, неудачный был год…
Грета полагает, что именно тогда мой характер и претерпел некоторые, весьма пагубные изменения. Возможно, что и так, но, согласитесь, в подобных обстоятельствах оптимизму взяться просто-таки неоткуда! А если добавить, что с учебою у меня не ладилось, да и к выбранной профессии душа не лежала, и экзамены мне поставили не то из жалости, не то из уважения к матушкиной памяти, но… что толку от диплома, если работы нет? Маминых денег хватило на пару лет, но… все когда-нибудь да заканчивается, а деньги так и вовсе имеют обыкновение таять, что снег весной.
А еще и Грета…
Нет, я люблю младшую свою сестру, хотя порой и возникает почти непреодолимое желание ее придушить. Грета… скажем так, в отца она и вправду пошла, что внешностью, что характером и неудержимою склонностью к авантюрам.
Взять хотя бы эльфа…
Нет, эльфа брать не стоит, он в прошлый раз мне обошелся в полсотни золотых, которые я планировала потратить совсем иначе…
Значит, усики.
Как уже упоминала, внешностью Грета пошла не в матушку, которая, конечно, была женщиной корпулентной, форм выдающихся и весьма, как по мне, на любителя, но в отца-полугнома, а еще верней — в его гномью родню. Невысокая, плотно сбитая, она была широкоплечей и какой-то угловатой, будто наспех вытесанною из куска скалы. Впрочем, сей факт Грету никогда особо не смущал, равно как и несколько резковатые черты лица или оттопыренные уши, которые особенно умиляли тетушку… другое дело — усики.