— Присаживайтесь, — седовласый мужчина в белоснежной рубашке указал на стул. — Начинайте.
— Что начинать? — засомневалась Ева.
— Рассказывайте о себе, — поторопила женщина в кроваво-красной блузе и выхватила из обмякших пальцев анкету. — Ага, так-так, — бормотала она, читая. — Недурно… Нет, не пойдет. Слишком заезжено, надо бы переписать. О, трагичная нотка. Давайте-давайте, не молчите, идет запись.
— Ну, о себе… — Ева поерзала на жестком стуле. — Возраст двадцать пять лет, работаю массажистом. Детей нет, не замужем. Ну, вот и всё.
— Вы представьтесь для начала. — Женщина закатила глаза. — И нас не краткая сводка интересует, а что-нибудь необычное. Вот как в анкете или вашем заявлении на участие. И в камеру посмотрите, будьте расслаблены. Ваша легенда довольно живая, но подача хромает.
Тут Ева заметила в углу камеру на штативе и, глянув в объектив, отрапортовала:
— Сафронова Евангелина Владимировна. Какая легенда? Что в заявлении?
Мужчина застучал пальцами по столу. Ева окончательно разволновалась. Что она тут забыла?! Мешает серьезным людям, тратит их драгоценное время. Женщина, сказав:
— Секундочку!
Начала что-то строчить на листе бумаги. Затем всучила лист Еве. Аккуратным почерком был набросан целый текст. Вся Евина биография, разве что описанная красиво и витиевато.
— Читайте по листку. И голосок пожалостливее, — приказал мужчина.
— Меня зовут Евангелиной, четыре года назад в автокатастрофе скончались мои родители. Я выжила, не получив ни единой царапины. — Она машинально провела по рукам. Вообще-то царапины остались и даже шрам на виске, который Ева прятала за волосами. — С того дня меня преследуют зловещие сновидения, — она прокашлялась. — Мне кажется, я переживаю судьбы умерших насильственной смертью женщин. О своей силе я узнала три года назад. Мы с сестрой перебивались, чем придется. Тогда я устроилась по знакомству массажисткой, и оказалось, что в моих руках знахарская… — Еву смутило слово, но она продолжила: — мощь.
— И в чем та проявляется? — учтиво уточнила женщина в красном.
— Я исцеляю людей прикосновением, — зачитала Ева. — Мне подвластна любая боль. Я излечиваю застаревшие раны, возвращаю людям спокойный сон. Эта сила покоится внутри меня. Прикоснитесь к сер… — начала читать Ева текст в скобочках, но тут же поправилась и дотронулась до груди. — Она переполняет меня до краев.
Третий человек, старик с козлиной бородкой, обвешанный шаманскими амулетами, радостно закивал. Лицо у него знакомое — актер или телеведущий. А, вроде бы его физиономию в передачах о целителях показывали. Женщина заулыбалась. Безразличным остался лишь мужчина в белоснежной рубашке.
— Что, по-вашему, в черном ящике?
С этими словами он выставил на стол небольшую квадратную коробку. Ева осмотрела её и так, и этак. Да что угодно! Туда поместится любой предмет размером до пяти сантиметров. Кольцо, жевательная резинка, монетка, виноградина…
Так, когда мужчина ставил коробку, она не звякнула и не бухнула. Видимо, вещь одна и она тяжелая. Или наоборот: их много, и они легкие. Или она одна, но легкая. Вариантов — море!
— Лист бумаги, — сдавшись, наугад предположила Ева.
— Уверены?
Она кивнула.
— Свободны, — сказала женщина, поставив галочку в листке.
Ева вскочила как ужаленная и поскорее поспешила на выход. Уже у самой двери додумалась уточнить:
— Я угадала?
Женщина вновь закатила глаза.
— Не угадала, а почувствовала. Угадывают обманщики, а вы — колдунья. Это во-первых. А во-вторых, будет видно, — и добавила в микрофон, стоящий на столе: — Виолетта Третья.
Ева, пожав плечами, вышла. Она долго слонялась по городу, осматривая московские достопримечательности. Очевидно, участия в шоу ей не видать, иначе бы о положительном решении сообщили сразу же. Но гостиница оплачена до завтрашнего дня, значит нужно извлечь из поездки максимальную пользу. Ева побродила по Арбату, прошлась по Красной площади, завернула в ЦУМ, где ужаснулась ценам и обилию роскоши. В общем, выполнила культурную программу. Обедала она в небольшом ресторанчике с видом на парк. Затем купила себе сумочку. Не в ЦУМе, конечно, но тоже неплохую, кожаную. Олег положил на карту денег, поэтому можно было не переживать о тратах. В номер Ева вернулась ближе к вечеру. Наскоро помылась и бухнулась спать, пока на небе не заиграла луна.
Проснулась она в четыре утра от звона стекла. Ева вздрогнула и осмотрелась, но стаканы на подносе были целы, как и графин. Казалось, будто звенят окна. В них бился желтовато-рыжий лунный свет.
Страх забрался в самый центр рассудка и ворочался, крутился, колол. Уснуть Ева не смогла. С рассветом она собрала сумку и поехала на вокзал, где просидела на лавке в зале ожидания до самого полуденного поезда. Да, неудобно, зато рядом суетился народ — и ничто не пугало. Ни пышущая жаром луна, ни дребезжащие стекла.
Три недели телефон молчал. А в самом конце июля зазвонил.