Девушка так и застыла у того самого буфета, полностью голая и прикрытая только одеялом, уткнувшись лицом в ладони в попытках успокоиться. Благо в тот момент никто не мог попасть в эту комнату и застать ее в таком положении.
«Хватит! — подумала Панси, снова размазав слезы по лицу и шмыгнув носом. — Нужно успокоиться и поскорей вернуться в подземелья, чтобы уехать отсюда к мерлиновой заднице! Сейчас не время для слез.»
После всего произошедшего на выпускном, который Паркинсон, вне всякого сомнения, запомнит на всю оставшуюся жизнь, как, впрочем, и обиду, причиненную этим «славным» парнем, уже становилось совершенно без разницы, как она выглядит со стороны и что подумают окружающие о ней.
Панси быстрым и отточенным движением палочки вернула себе приличный вид: очистила платье и привела волосы в подобие прически. С помощью холодной воды девушка убрала недавние следы слез, смыла оставшуюся косметику и с гордо поднятой головой вышла из комнаты, поклявшись себе мысленно, что ни за что на свете больше не войдет в эту чертову комнату и никогда не поведется на уловки Поттера, который, по ее мнению, на тот момент оказался редкостной гнидой, не побрезговав воспользоваться ее состоянием и тем самым лишний раз ее унизив.
К счастью девушки, коридоры Хогвартса были пусты, а студенты спокойно отсыпались в своих комнатах после бессонной ночи и хорошеньких порций «пунша», который, вне всякого сомнения, успели распробовать за время выпускного.
Замок спал, погрузившись в умиротворенную негу, что, впрочем, было крайне выгодно для Паркинсон, прошедшей к подземельям, оставшись никем не замеченной: ни людьми, ни приведениями. Лишние слухи и расспросы — это явно не то, что ей сейчас было нужно.
Гостиная Слизерина тоже встретила ее полнейшей тишиной. Панси тихо проскользнула в свою персональную комнату старосты, в который раз за это утро поблагодарив Мерлина за такую удачу и «чудодейственный» пунш, который освободил ей путь, однако при этом значительно усложнив ей жизнь, о чем она пока предпочитала не думать. Не хватало еще попасться кому-нибудь на глаза заплаканной.
Войдя в комнату старосты, Паркинсон первым делом скинула с себя столь ненавистные туфли и платье, которые были теперь безвозвратно и навсегда ей отвратительны, и отправилась побыстрее прямиком в душ, чтобы еще раз «смыть с себя» весь этот вечер. Жаль только, что последствия уже несмываемы.
Горячие струи душа расслабляли тело девушки, которой в тот момент казалось, что с течением воды уходит все то плохое, что успело приключится с ней за время выпускного. Однако обида и чувство, что ею просто воспользовались, даже в какой-то степени, может, отыгрались за прошлое, не уходили, наваливаясь на нее все сильнее с каждой секундой.
«Дура, сама на это подписалась, буквально упав на него, как какая-то уличная девка!» — истерически подумала она в тот момент.
Слезы от осознания этого факта снова сами по себе выступили на глазах девушки, которая была уже не в силах себя сдерживать. Панси тяжело привалилась к стене, ведь колени стали подгибаться, ее тело сотрясала нервная дрожь из-за рыданий, рвавшихся из груди. Даже сердце в тот момент словно давило на грудную клетку, из-за чего девушке стало казаться, что ей трудно дышать.
Она не выдержала, сама не заметив того, как оказалась на полу, горько рыдая, обнимая себя дрожащими руками и щепча снова и снова только одно слово: «Дура!» А слезы все так же, не переставая, лились из ее глаз, голова раскалывалась.
Панси схватила мочалку и начала с остервенением намыливать каждый сантиметр своего тела, не прекращая плакать и причиняя своими действия себе боль, которую, впрочем, и не чувствовала из-за накатившейся на нее истерики. Единственное, о чем она сейчас могла думать — нужно смыть его следы с себя. Отмыться. Очиститься от его своеобразной попытки отыграться над ней за то, что она сказала тогда при всех: «Чего вы ждете? Схватите его!» Кажется, эти слова стали ее персональным проклятием, за которое Панси и должна терпеть подобные унижения. Возможно, даже всю жизнь. По крайней мере, ей тогда так казалось.
Никто не знает, сколько времени она провела на коленях в ванной, плача и кусая губы до крови. Ведь время перестало волновать ее тогда. Единственное, чего ей хотелось — снова оказаться в детстве, в безопасности, под полной защитой родителей. Но, к сожалению, такого не будет. Это невозможно. Она уже далеко не малышка и сама несет за себя ответственность. Прежде всего перед собою.
«Все будет хорошо! Я справлюсь. Я же сильная.» — подумала Панси, опираясь о стену и на трясущихся ногах поднимаясь с колен, на которых, вне всякого сомнения, остались синяки, на что ей было совершенно наплевать в тот момент.
«Надо собрать вещи и уехать. Верно! Нужно уехать!» — подумала Паркинсон, которой стало противно находиться в этом месте из-за дурацкой обиды на себя и весь мир.
Выйдя из ванной с покрасневшим от слез лицом, девушка трясущимися руками натянула на себя рубашку и штаны, с помощью косметики убрала следы истерики, причесала волосы, и, взяв собранный заранее чемодан, спокойно вышла из своей спальни, уверенная в том, что, если она кого и встретит, никто не заметит следы от ее слез, мастерски спрятанные от чужих взглядов.
Видимо, к этому моменту прошло уже гораздо больше времени, чем она ожидала, ведь в гостиной Слизерина уже было заметно какое-никакое движение. Хотя и крайне вялое. Несколько людей, сонных и едва ли понимающих, а что, собственно, происходит и где они, бесцельно блуждали по комнате, напоминая призраков.
«При Снейпе такого точно бы не могло быть!» — вдруг мелькнула у Паркинсон мысль, когда она кивком головы поприветствовала сокурсника, едва ли сейчас осознававшего, кто он, и уж тем более не способного узнать подругу.
Останавливаться и хоть с кем-то контактировать Панси не хотелось, поэтому она спокойно вышла из подземелий, направляясь к выходу из школы, чтобы поскорее трансгрессировать отсюда. Неожиданно ее окликнул знакомый голос уже почти у выхода из замка.
— Панси! Подожди! — крикнул ей Крэбб, бегом направляясь в сторону девушки.
— Тебе чего? — недовольно пробурчала Паркинсон, у которой не было ни малейшего желания разговаривать сейчас с друзьями.
— Уже уезжаешь? Жалко… — протянул парень, отдышавшись. — Я чего спросить хотел, ты случайно не видела Драко? Нигде не могу его найти. А мы договорились вместе уехать из школы, понимаешь?
— Нет, прости, я не знаю, где он может быть. Я не видела его с выпускного. — спокойно ответила Панси, выдавив из себя улыбку.
— Эй, ты в порядке? Что-то случилось у тебя? — произнес Крэбб, пристально глядя на нее, но не понимая саму причину своего беспокойства. — Вид у тебя какой-то странный. Может, ты опять с родителями поругалась?
— Нет, все в порядке. Я просто… — девушка замолчала, впервые испытывая трудности в том, чтобы соврать кому-то. Раньше она, казалось, могла сделать это по щелчку пальца, но сейчас голова отказывалась работать и выдавать правдоподобные ответы. — Я, знаешь, ну, просто плохо себя чувствую. Перебрала немного. Вот и все.
— Уверена? — уточнил у нее друг, но не смог дальше развить свою мысль, ведь неожиданно появился запыхавшийся Гойл.
— Крэбб, я нашел его! Он в больничном крыле с Грейнджер! — выкрикнул парень, оперевшись на стену и пытаясь отдышаться после беготни по всему замку. — Пойдем быстрее! Мы ему нужны!
— Прости, Панси! — виновато сказал Крэбб, вместе с другом бегом направляясь в противоположную сторону.
Девушка удивленно воззрилась им вслед, но подумала, что от ее присутствия Малфою точно легче не станет, поэтому, пожав плечами, продолжила свой путь к антиаппарационному барьеру, чтобы уже наконец-таки убраться отсюда. Ей нужно было вырваться. Ни о какой больше ностальгии, заставившей ее сюда вернуться, и речи больше не шло, все это в данный момент перекрывало чувство обиды и на себя, и на Поттера, и на весь этот чертов замок в целом.