— И не думай! — воскликнула Мизэки в таком отчаянье, что я удивлённо взглянул на неё, подняв брови. — Там радиация превышает в сотни раз смертельно опасную дозу! Мы просто сгорим.
— Мы сгорим? Насколько понимаю, вот это… — вызвал экран с панелью управления капсулой анабиоза, в которой Мизэки спасалась от перегрузки. — Защита от разного вида излучения. Вот, — я щёлкнул пальцем по зелёной шкале.
— Защита от X-лучей.
— Олег, я смогу спастись от излучения, но тебе нужно пилотировать флаер. Ты не сможешь…
— Ни слова больше! Ложись в капсулу. Всё! Быстро!
Мизэки подчинилась, нехотя улеглась на кресле и сверху её вновь закрыла дрожащая как студень масса, но теперь с зеленоватой плёнкой сверху.
А я нарезал круги под потолком, изучая, как работают заслонки на трубах. Они, то открывались, выплёскивая клубящийся зеленоватый туман, то вновь с громким скрежетом закрывались.
Сжав челюсти, я затаил дыхание и врубив двигатели на полную мощь, повёл флаер прямо в открывшийся зев широкой трубы, которая только что выпустила смертельно ядовитый газ.
Чудовищная боль укутала меня своим чёрным непроницаемым покрывалом. На миг я ослеп, словно у меня вытекли глаза. Впрочем, скорее так и произошло. Жёсткое излучение, невидимая глазу смерть, проникло во флаер, поджарила мою плоть. Но это длилось лишь мгновение. И словно вынырнув из ослепительно яркой вспышки света, обнаружил, что мчусь по цилиндрическому туннелю, чьи серо-стальные стены увили толстые, как бревна чёрные кабели. Фу, наконец-то я выдохнул с облегчением, и откинулся на кресле.
Напрасно я потерял бдительность и расслабился. Флаер вздрогнул всем корпусом, просел, будто на него сверху упал слон. И сквозь прозрачный фонарь кабины я увидел, как вокруг обвилось толстое чёрное бревно. Проклятье! По стенам проходили вовсе не кабели, а здоровенные змеи! По крупной гладкой чешуе, каждая с мою ладонь, анаконды пробегали ярко-синие вспышки света. Электромагнитная атака.
Захлёбываясь и заикаясь, противно взвыла сигнализация, сообщив и так понятный факт, что вся электроника флаера вышла на мгновение из строя. Погас и вновь включился свет. Замерцали с помехами экраны управления. Но изо всех сил я удержал флаер в полете и он слушался меня, словно в благодарность за то, что я не бросил его на произвол судьбы.
Я развернул аппарат и боком ударил его об стену, потом о другую. Бесполезно. Электромагнитный удав не желал отпускать жертву, стараясь раздавить всей своей громадной массой. Повернув штурвал, я заставил флаер крутиться юлой вокруг своей оси. К горлу подступила тошнота, во рту появился металлический привкус крови, голову изнутри расщепила резкая пульсирующая боль.
Перегрузка зашкаливает и даже я начал ощущать её. Тело моё потяжелело, перехватило дыхание. Будто острые раскалённые спицы воткнулись в лёгкие. И вот где-то сбоку я заметил торчащий из стены крюк. Всё заволокло кровавым мутным туманом, но теряя сознание, из последних сил я бросил флаер по инерции на торчащий из стены острый кусок металла. Если ошибусь, то наш утлый челнок разорвёт на куски.
Крррр. Скрежет сотряс весь корпус, но в последнюю секунду я сумел предотвратить смертельный поцелуй флаера и вогнутой стены туннеля. И тут аппарат стал лёгким как пушинка. Громкий шлепок. Разорванная пополам анаконда свалились вниз. Взмыв к потолку я добил её отличным пучком лазера, превратив в бесформенное месиво.
Стены туннеля стали прозрачными и я надеялся, что увижу выстроившиеся в ряд космолёты. Но нет. Мы вдруг выскочили в огромный поражающий своими необъятными размерами зал. В центре от потолка до пола шёл сверкающий стержень, вокруг которого быстро вращались кольца. Вот она — часть устройства для перемещения по Вселенной и альтернативным мирам.
Я покружил вокруг, вдоль прозрачных стен, за которыми висели жемчужные гроздья звёзд. Спустился до пола, взмыл к потолку, пытаясь отыскать выход, но так и не смог. Вернулся к люку, откуда мы вылетели и предсказуемо обнаружил, что он закрыт. Запечатан намертво. И посадил флаер на одну из площадок, выступающую из стены.
Мизэки будить не стал, лишь бросил взгляд на её бледное, проступающее сквозь зеленоватую дымку, лицо с плотно закрытыми глазами, на выглядевшие нереально чёрными пушистые ресницы, и вылез из флаера. Присел на край, над самой бездной. Хлебнул тоника, который взбодрил меня, наполнил тело живительной энергией, которая, по сути, была уже не нужна мне. Ловушка захлопнулась, мы стали пленниками этого роскошного склепа с сияющей «свечой» в центре, поставленной, будто в память о нашей глупости и никчёмной жизни.
Свесив ноги, я сидел на краю, не испытывая ни малейшего страха перед высотой. Сколько помню себя, этого чувства я был лишён. Ещё наш дикий пращур стоял на самом высоком утёсе, опасливо вглядываясь в дно бездны, и понимал — внизу ждёт гибель. Это впиталось генетически в нашу память. Но только не в мою. Наоборот, я старался залезть как можно выше — на самое высокое дерево, на крышу небоскрёба, разрывающего шпилем облака. Моим любимым аттракционом было чёртово колесо. Мог кататься там часами.
Это пугало моих сокурсников по воздушно-космической академии, когда я открывал окно (чего делать было строго запрещено правилами) на последнем этаже нашей стоэтажной башни, садился на подоконник и осматривал окрестности с чувством, будто всё это принадлежит мне.
Первый прыжок с парашютом помню, будто это было вчера. После нудной лекции инструктора, я без колебаний и душевных терзаний шагнул в открытый люк. Порыв ветра закрутил, подбросил вверх. Засвистел рассекаемым моим телом воздух. И я заорал от радости, не от страха. Но мой инструктор не понял этого. Я слышал в шлемофоне его дикий ор, матерные ругательства, он требовал, чтобы по инструкции я рванул кольцо, а мне не хотелось этого делать. Я жаждал насладиться как можно дольше свободным полётом, обнимая нарастающую землю, вместе с изумрудной зеленью луга, золотыми квадратами полей пшеницы и сверкающей серебром зеркалом озера.
Теперь я мог гонять меж шепчущихся за прозрачными стенами звёзд вечно. Лишь подзаряжая аппарат на одной из площадок. Но что толку?
Скрежет открывшейся двери флаера, тихие шаги за спиной. Мизэки появилась через пару минут. Встала рядом, и на её бледном лице замерцал падающий от стержня голубоватый отсвет.
— Что случилось, Олег? Почему у тебя такие странные мысли?
— Мы в западне, Мизэки. Вот и всё, — я бросил вниз пустую банку с тоником, бездумно проследив, как крошечное серебристое пятнышко исчезло, растворилось в серо-голубой бездне.
— Почему?
— Отсюда улететь невозможно, входы-выходы перекрыты. И тот, откуда мы сюда прилетели, тоже.
Мизэки покачала головой, вздохнула так тяжело, что я ощутил с ещё большей силой безнадёжность нашего положения.
— Отсюда есть выход, — странная интонация голоса девушки заставила меня нахмуриться.
Лицо её выглядело отстранённым, печальным, но никакого страха не отражалось на нём. Она стояла, сжимая и разжимая руки, словно пыталась принять какое-то невыносимо трудное для неё решение.
— Какой выход? — я вскочил и встал рядом. — Ну?