Глава 6. Благодетель
Эва Райкова
— Эва, Эва.
Неестественно низкий голос, как будто звукооператор замедлил запись в несколько раз, повторял моё имя. Я не могла ни узнать, кто говорил, ни увидеть его. Перед глазами стояла пугающая стена тьмы. Но потом звук стал повышаться, а тьма сереть, из-под неё проступили очертания просторного помещения. С высоким потолком, который поддерживала квадратные колонны из гранита. Старинная очень редкая и дорогая мебель. Массивный, огромный как крейсер, стол из морёного дуба
— только очень богатые люди могли позволить себе это драгоценное дерево. Хотя выглядело оно так мрачно, словно памятник на могиле и даже изысканный резной узор не могли улучшить положение.
Пол из ценнейшего каррарского мрамора. Настоящего, бело-розового цвета, что входило в дикий диссонанс с мебелью, и придавало этому месту вид провинциального музея. Из того же мрачного черно-коричневого дуба стеллажи с книгами, бумажными книгами, которые уже давно стали антиквариатом. Фолианты с золотым, потускневшим от времени, тиснением на обложке, производившим неизгладимое впечатление чего-то роскошного, но бесполезного.
И за столом в кресле с высокой спинкой — толстый коротышка в старомодном пиджаке.
— Эва, как я рад тебя видеть. Какая ты красотка. Тебе очень идёт это блузка. Очень.
На розовом, как у младенца, лице с мелкими чертами, расплылась похотливая улыбка. А близко посаженные глазки шарили по мне, особенно цепляясь за самое выступающее место на моем теле, которое всегда привлекало внимание мужчин до такой степени, что они редко запоминали моё лицо.
— Благодарю, Анатолий Георгиевич, — сказала я сухо. — Вы звали меня?
— Я всегда рад тебя видеть, дорогая. Красивая женщина только своим существованием украшает жизнь. Освещает путь любого мужчины.
Я пропустила все комплименты, которым грош цена, мимо ушей. Анатолий Георгиевич Осетров, редактор издания, в котором я работаю уже пять лет, сиял, как начищенный медный грош, что затмевал даже солнечный свет, яростно бивший из широких во всю стену окон. Но радость эта явно была не из-за моего прихода.
— Хотел показать мою новую книгу, — протянул толстый кирпич, пахнущий остро и пряно настоящей кожей. — Прямо из студии. Они там постарались соответствовать.
Очередная поделка нашего писаки. Своих собственных мыслей Осетров не имел, зато обладал потрясающим талантом компиляции чужих. Его никто не смел обвинить в плагиате, он умело маскировал чужие мысли под свои. В этом он был мастер.
Томик раскрылся и тут же с лёгким гудением включился встроенный голопроектор, демонстрирующий экранизацию текста, как всегда бесплодного и мертворождённого. Но вежливо просмотрев пару минут, я изобразила на лице счастливую улыбку, что доказало бы Осетрову, я пребываю в полном восторге от его писанины. Впрочем, он и не ждал этого подтверждения.
— Ну, так вот, дорогая, — он взял из моих рук свой очередной шедевр и бережно поставил в шкаф. Туда, где уже в два ряда выстроились его остальные откровения.
— Я всё о том же, жду от тебя эссе о звездолёте, который создаётся в рамках проекта доктора Никитина. Ты понимаешь, что это очень и очень важно.
Он долго разглагольствовал по этому поводу. Медленно прошёлся туда-сюда по кабинету, втолковывая мне, насколько важна эта миссия. С трудом дотерпев до конца, я вышла и радостью выдохнула. И тут увидела, как за поворотом мелькнул знакомый силуэт. Как мне хотелось радостно броситься навстречу, окликнуть. Но нет, надо сдерживать свои эмоции. Я ускорила шаг и догнала.
— Олег Николаевич, мне надо кое-что сказать вам.
Он обернулся. Выражение красивого лица такое холодное, что может заморозить до смерти. Айсберг в Антарктиде, вечные снега на вершине Эвереста. Хотя знаю, он не всегда бывает таким. Иногда внимательный, доброжелательный, вежливый. И вдруг что-то меняется, становится грубым, злым, цедит сквозь зубы.
Но как же шикарно он выглядел в этой куртке-бомбере! Будто сошёл с агитационных плакатов последней Великой войны: «Хочешь стать королём неба? Приходи к нам! Мы сделаем тебя героем!»
— Я говорила с Артуром, то есть с доктором Никитиным, он обещал мне, что я смогу сделать репортаж со звездолёта. Мне хотелось, чтобы вы доставили меня туда.
— Я очень занят. Это простая миссия, вас легко туда может доставить кто-то другой. Что-то ещё?
— Да, — от обиды сбилось дыхание, но я взяла себя в руки. — Вот, я хотела показать вам.
Достала из сумочки бархатный мешочек и вытащила длинную коробочку, тёмно- синюю, материал, которым она была обклеена, сильно пострадал от времени. Выглядела она непрезентабельно, но Громов открыл и выражение лица сразу изменилось. Растерянность, восторг, и удивление.
— Откуда у вас это, Эва Евгеньевна? Это очень и очень редкая вещь.
Он держал в своих больших ладонях футлярчик так бережно, с такой потрясающей нежностью, что на меня нахлынула ревность, что какой-то бездушный предмет вызывает у Громова больше чувств, чем я.
— Это часы моего предка. Он был лётчиком в последней Великой войне.
— Серьёзно? Это стоит очень дорого. Но надо показать экспертам. У меня есть на примете.
— Я хотела подарить вам. Знаю, вы собираете.ловаться