— Много думаешь, Роско. Мы же армейцы. Наша задача — выполнять приказы, а не думать. Мне говорят, что враги вредят Синдикату. Семья, что кормит меня, обеспечивает крышей над головой и работой, входит в Синдикат. Значит, ребята ссут в мой суп. Конец истории.
Однако сентенции ветерана Дэниела не убедили. Он полез в Информаторий в поисках отчётов солдат, прошедших Вторую Священную. За этим занятием его и застал отец, решивший, что лучший способ убедить сына в крутости войны — это отправить его воевать.
С военным снаряжением убивать бандитов было проще простого. Полицейские гнали их по улицам, обстреливали из всего, что было, подключали дополнительные патрули, в общем, создавали максимум шума. Всё для того, чтобы в каком-нибудь тупичке незадачливые работники ножа и топора столкнулись с карающей дланью армии.
Дэниел помогал расчленять трупы перед утилизацией, отрезал им пальцы и собирал кольца. Он заставлял себя смотреть на мучения умирающих, ловить тот миг, когда человеческая жизнь прерывается, и плоть живая превращается в мёртвую. Обделавшиеся трупы всё никак не выходили из головы. Первое время Дэниела выворачивало как последнего гражданского. К третьему бою он попривык, но чувство неправильности всё не отпускало.
Он не на своём месте. Учёба в Академии давала надежды, что профессия солдата ему понравится. Но все ожидания рассыпались с первой пулей, разорвавшей тело врага. Дэниел не чувствовал себя воином, он лишь изображал его.
Несмотря на то, что воевать приходилось по минимуму, бои выматывали Дэниела до предела. Он возвращался домой уставшим, разбитым. Размеренный и спокойный мир Семей начал казаться фальшивкой. Дэниел смотрел на улыбающихся аристократок, заигрывавших с его отцом, и видел будущих мертвецов. Забавно, как небольшой кусочек свинца может стать гранью между жизнью и смертью. Между счастьем, мечтами и смертью с забвением.
Он стал плохо спать. В сновидениях Дэниел умирал тысячи раз, но каждый из них ранил как первый. В приступах бессонницы он бродил по особняку, рассматривал портреты предыдущих глав Дома Роско и тихо надеялся, что когда-нибудь мама вернётся домой. Сабрина не понимала своего счастья, и это доводило Дэниела до немого исступления. У неё было всё, а она продолжала просить большего. Роско чувствовал уколы совести: полгода назад он бы ни за что не подумал такое про лучшую подругу.
Но всё чаще и чаще его посещала мысль, что маме Сабрины нужно умереть.
Роско сжал кулаки. Идиотизм. Как он может желать ей такое? Ближе Сабрины у него никогда никого не было. Только её присутствие делало учёбу в Академии терпимой. А после произошедшего на крыше сомнений не оставалось: они больше, чем друзья. Ради неё он пробивался вперёд, достигал новых вершин в учёбе, доводил себя до совершенства. Но увиденное в боях перевернуло всё.
В жизни нет никаких перспектив. Всё, на что можно надеяться — это на безболезненную смерть и достойные похороны. Твои вещи, твоё наследие, даже твои потомки — всё рано или поздно превратится в прах.
Если бы Анора погибла, Сабрина и Дэниел стали бы одинаковыми, частями единого целого. Дэниел хотел, чтобы она увидела мир так же, как и он.
Роско положил руку на кобуру с пистолетом. Если эти больные фантазии не покинут его через месяц, он вышибет себе мозги. Он никогда не причинит Сабрине боль. Никогда.
Сейчас не время для глупых мыслей. Нужно обороняться.
Где-то далеко на правом фланге Сабрина подгоняла своих девчонок. Дэниел слышал по коммуникатору её чёткие команды. Произошедшее стало для неё шоком, но она держалась молодцом. Дэниел старался не вспоминать о поцелуе, о том, что она сказала. О запахе её кожи и мягкости её груди. Он должен быть выше желаний плоти.
У Сабрины впереди золотое будущее, а он будет только тянуть подругу на дно. «Не будь эгоистом, — повторял себе Дэниел. — Даже если ты ей нравишься, это ничего не решает. Ты всего лишь слуга короны. Ты ей не пара».
Главное — продержаться срок в армии, а потом Роско ждёт своя дорога. Это лишь временное занятие. Дэниела всё ещё привлекала перспектива стать инженером фабрики Гефеста. Он даже тайно подтягивал знания книгами и учебниками, чтобы не оплошать при вступительном конкурсе. Может быть, когда-нибудь он станет достоин руки принцессы. Может быть, даже сможет достигнуть Эдема. Но пока — он всего лишь слуга.
Дэниел старался не вспоминать о злосчастном звонке леди Аноры своей дочери и выводах, которые из этого напрашивались. Почему она вела стрельбу ещё до того, как началось вторжение? Она первой засекла движение передовых частей противника? Как бы там ни было, ответ Дэниел узнает не скоро.
Мимо пробежал посыльный в испачканном сажей и порохом кителе. Большая часть солдат щеголяла парадной формой — белые мундиры, золотые эполеты и дурацкие аксельбанты, казалось, светились в темноте. Лучшего момента для нападения, чем День Победы, сложно придумать. Наспех надетые каски и подсумки лишь подчёркивали контраст. «Вот тебе и городской камуфляж», — с неудовольствием подумал Дэниел. Хорошо, что хоть без оружия никто не остался — винтовки получили все, три станковых пулемёта ушли в распоряжение взвода Сабрины. Кто-то даже умудрился отхватить гранаты. Впрочем, до них бой вряд ли дойдёт. Дэниел знал, что на позициях позади него командирами поставили ещё более зелёных студентов. «Будут потом хвастаться, что участвовали в защите Четвёртого Уровня». Последняя линия обороны вообще состояла из учеников младших классов, вооружённых тремя винтовками на пятерых. Где-то там были Реджи, Грегори и Елизавета.
Но всё это неважно. Планировка улиц предполагала, что когда-нибудь начнётся война. Через каждые два километра от площади Освобождения командование расставило оборонительные посты. Впереди их было ещё около двух десятков, на самом острие — лучшие армейские части и добровольцы-вигиланты. Почему полиция отказалась присылать спецназ в экзоскелетах, оставалось для всех тайной.
Отряд Роско расположился на крыше с искусственным парком. Наспех сооружённые баррикады из ящиков с баллистическим гелем перекрывали основные тропинки. Остановят ли они противника? Дэниел мог только надеяться.
— Вот что я вам скажу, ребятки, делайте что угодно, только не играйтесь в героев, — бубнил Марстон. — Плохо кончается. Передо мной так несколько дюжин бойцов полегло, рванули в атаку, хотя офицер приказывал позиции держать, ну это ещё когда Роско с Доккинзами воевали…
Молодые бойцы внимали рассказам ветерана. Марстон, в общем-то, отличный солдат с кучей опыта. Но когда дело доходило до ожидания боя, напряжение превращало его в словоохотливого идиота. Дэниел активировал коммуникатор и развернул текстовый брифинг. Командование предполагало, что взрывы служили отвлекающим манёвром перед вторжением Стрелков с Нижних Уровней. Они не только снесли посты пограничников, но и обошли систему ловушек, которая отделяла Чётвёртый Уровень от Пятого. У противника явно друзья изнутри Синдиката. Но предателями пусть занимается контрразведка, дело солдат — стоять насмерть.
Только умирать Дэниел не планировал.
— Марстон, а с кем мы хоть воюем? — спросил Пиркс.
— Похоже, что с Гильдией Вольных Стрелков. Ох уж эти сукины дети. Сорок лет боялись и носа высунуть с Нижних Уровней, а теперь смотри как расхрабрились!
Дэниел подошёл к Марстону и новичкам.
— Читайте историю, други, — произнёс он самым нахальным тоном, на который был способен. Подмигнув Марстону, он надел маску развесёлого командира. — Хотя стоит спросить, ребят, вы читать-то умеете?
Прежде чем новички успели ответить, Марстон подхватил инициативу:
— Тогда тоже всё началось со взрыва в Центре.
— Карциусы вывели своих гвардейцев на улицы, подавили сопротивление полиции и двинулись ко Дворцу, — продолжил Дэниел. — Стрелки, шедшие следом, загоняли мирняк в плен.