— Любое, в том-то и дело! Можно овеществить, скажем, умение летать, а потом проглотить, и тут же полетишь. Всякие овеществлённое невещественное они называют обвещью. Скорость, ярость и ненависть — это действяки. А всякие умения называют навычками. И всю эту обвещь отправляют на второсклад. Есть тут такое хранилище…
— Почему «второ»?
— Не знаю. Они почему-то материализованные слова называют вторичкой.
Стажёр перевёл дух и тут же снова зачастил:
— Там такая онтроника есть, какую вы, парни, и не видели! Приставочники есть, суффиксаторы и окончальники. Берешь, скажем, диван, суёшь его в приставочник и прибавляешь к нему приставку «анти». И на выходе получаешь антидиван. Что угодно можно получить: недоветер, перестул, заножницы…
Я попытался представить себе антидиван, но у меня ничего не вышло.
— Чёрт, там столько всего, парни! — возбуждённо орал стажёр. — Скрепило есть — соединяет два предмета или больше, в один сложный. Можно получать всякие столокровати, кружколожки, мухокомаров, облаколюдей… Максиман есть — слепляет два предмета, беря от каждого самое лучшее. Да я если буду весь день рассказывать, всё равно всего не перечислю!
— Ты давай ближе к теме и поменьше эмоций, — вмешался я в монолог Виталика.
— Почему, пусть рассказывает, — возразил Павлик. — Это ведь тоже онтроника, я её в отчёте опишу.
— Чтобы ещё больше начальство раззадорить? — рассердился я на суфлёра. — Чтобы с меня потом вообще не слезли? И так торопят — быстрее, быстрее, заканчивай проект… А как тут быстрее закончишь, когда каждый день что-то новое.
— Я видел в творильне много онтроники, — продолжил стажёр, завершив нашу полемику, — но это всё ерунда. Я узнал гораздо больше. И это меняет вообще всё.
— Да не томи ты, бога ради! — рассвирепел я ещё больше. — Что за привычка дурацкая!
— У них при изготовлении возникают отходы, словохлам. Например, выдумываешь ты какую-нибудь фигню, и вдруг в голове у тебя возникло слово «плевачка», например. И эта самая плевачка тут же появляется. У них это называется «определиться». Побочный продукт мыслительной деятельности, который может быть определённым, недоопределённым, полуопределённым, неопределённым… А дематериализовать, говорят, накладно. Поэтому весь словохлам они отправляют вон в тот купол. Они его называют Отстойником.
Мы подошли к окну, и Виталик показал на самый большой полусферический купол, который высился у самого горизонта. Я на эту громадину давно обратил внимание, но думал, что там какое-нибудь производственное здание. Тут все нежилые дома любят делать в форме куполов.
— Так там, получается, словопомойка? — обрадовался я, и мысли закипели с удвоенной быстротой. — А если её в новостях анонсировать? Пусть визун покажет людям эту словесную овеществлённую недоопределённую дрянь.
— Думаешь, мне это не пришло в голову? — обиделся стажёр. — Я точно так же подумал, да только на этом куполе установлен антивизун. Фига с два ты туда заглянешь!
Неизвестно, что бы ещё рассказал Виталик, но неожиданно в номер запухнул визунист Герт. Он был бледен гораздо сильнее стажёра, непрерывно трясся и огладывался.
— Наконец-то! — обрадовался я, ещё не понимая, зачем он перепухнул к нам. — А я тебе весь день намысливаю. Что случилось?
— У вас тут пуст есть? — спросил он, подскакивая к стене и шаря по ней руками.
— Наверное, нет. Не знаю.
Бледный визунист, бормоча «вы — последняя надежда, вас тут никто не знает, можно отсидеться», рыскал по номеру. Через пять минут, не найдя «пуста», он плюхнулся прямо на пол и убито пробормотал:
— Всё, погиб! Сейчас меня найдут и обессвойствят! И вам тоже достанется.
— Да ты расскажи толком! — попросил я, начиная нервничать. Что за день сегодня: то один трясётся, то второй!
— Что рассказывать! Из-за тебя всё! — набросился на меня Герт. — Из-за твоих глупых новостей! В общем, контрразведка сконфигурилась, и теперь меня оперативники преследуют. Погоня. А как поймают, обессвойствят и отправят внутрь Купола как особо опасного преступника. И это навсегда.
— Что значит «обессвойствят»? — прокричал Павлик из переговорника, и визунист его услышал.
— То и значит, что заберут все хорошие свойства, и стану я слабым трусливым подлым дураком! Ой, забредыши, чую я, что они где-то рядом!
Герт подскочил, заметался по комнате, попытался залезть под шкаф. Это он сделал вовремя: в комнате так неожиданно вспухли три молодых человека с решительными праведными лицами, что мы со стажёром подскочили от испуга.
— Вот они! — произнёс самый решительный и праведный юноша, указывая на нас с Виталиком. Оглянувшись, он произнёс:
— Ну и где этот визунист?
Его напарники уверенно подошли к шкафу и начали выволакивать оттуда Герта.