Все девять углов пещеры гудели от разносившейся среди них симфонии разрозненных нот. Растаявшие мечты рода альвов были основой этой мелодии, которая, сыгранная на новый лад, превратилась в леденящую душу какофонию. Музыку творили два инструмента: медный систр и менат с обсидиановыми четками, слова шипящим голосом исполнял Кхорам. Уродливый Сквернавник, торчавший из шеи чародея, пытался вступать на припевах.
Высоко над головой сверкала сверхъестественными вспышками каменная крыша. Населяющие Сумрачную даль тени, привлеченные свечением, бесшумно скользили поближе к его источнику, не догадываясь, что ритуал похищал их призрачную сущность, пленял в голых черепах, выложенных по краям наружного круга из тех, что нарисовал на полу Кхорам. Внутри круга, поглощая очередную тень, мерцали, подпитывая темную магию чародея, каббалистические символы.
Под величественными сводами Сапфирового дворца таилось святилище Кхорама, являвшее собой отражение темной натуры своего хозяина. В нишах внутри стен хранились изуверские инструменты и приспособления. В одной из них находились объемные резервуары и урны. Там из чуждых природе почв произрастали мерзкие фрукты и ядовитая крапива. В другой нише расположился морг с коллекцией мумифицированных останков, высушенных тел людей и животных. Еще одна представляла собой предел нездоровых мечтаний палача, где крючья для сдирания кожи и железные девы были самыми безобидными из жутких приспособлений. Четвертая хранила целый набор зеркал для гадания и камней для предсказывания будущего, меньших братьев Шара Зобраса. Отдельное место в пещере отводилось свиткам и гримуарам, а к железному аналою цепями был прикован гигантский том — имевшая дурную славу «Малефикара». Книга обладала собственным разумом, и только цепи не позволяли ей поглотить чародея и вписать его знания в свои нечестивые страницы.
Кхорам триумфально поднял руки, и собиравшие сущность черепа один за другим потухли, покрылись трещинами, а затем обратились в пыль, поскольку перестали действовать наложенные на них высасывающие чары.
— Вот теперь, — сказал чародей гомункулу, — мы готовы начинать.
Кхорам аккуратно прислонил систр и менат друг к другу, отошел от инструментов и извлек из фаянсовой урны иные предметы. Пока хаосит был занят подготовкой своих чародейстких приспособлений, в эхо альвийской песни вмешался звук тяжелых шагов. Кхорам развернулся на месте и поспешно наложил охранные заклинания на случай, если ритуал прервется и украденная теневая сущность окажется на свободе и попытается ему отомстить. Разозленный чародей принялся ожидать появления источника столь несвоевременного вмешательства.
Среди аколитов культа Тамузза единицы бы отважились забрести в святилище Кхорама. Даже соблазну погрузиться в запретные тайны не удавалось заманить культистов в обиталище чародея. Слишком многие из них видели чешуйчатый, безумный кусок мутировавшей плоти, что некогда был магистром Йондо. Самозванец попытался проникнуть в логово Кхорама и украсть нечестивую «Малефикару».
— Чья дерзкая душа жаждет испытать вечные муки за вмешательство в мои ритуалы? — прорычал Кхорам.
Кхораму стоило бы промолчать, и он понял это еще до того, как закончил вопрос. Он должен был догадаться, кому не страшны его угрозы. Единственный смертный во всем Сапфировом дворце, наделенный милостью Могущественного Тзинча и его даром противостоять всем мыслимым и немыслимым видам магии.
Тзинч благоволил Тамуззу куда сильнее, чем Кхораму. Именно меч Тамузза рассек трансформированное нечто, прекратив страдания бывшего магистра. Охранные заклинания, разрушившие собственную защиту Йондо, оказались для Тамузза абсолютно безвредными. Чары, способные без усилий превратить кости гарганга в слизь, бессильно разбивались о броню Хаоса, с которой Тамузз не расставался.
Командир Хаоса находился в бешенстве, и оно ощущалось едва ли не физически, а подозрения в предательстве были столь же очевидны, как и огненный меч в его руке.
— Я бы победил, если бы ты не вмешался! — набросился он на чародея. — Это были бы мои корабли! Их команды служили бы мне! Не исполняя призрачные цели, но как покорные рабы!
Кхорам дотронулся до рта паразита, приказывая тому замолчать. Не стоило усугублять и без того прескверное настроение командира увещеваниями, что его слова далеки от правды. Чтобы разубедить Тамузза во лжи, которую он предпочел видеть истиной, потребуется такт и аккуратность.
— Твое положение на службе Лорду Тзинчу слишком велико, чтобы оставаться незамеченным, — ответил Кхорам, — за всем, что попадает к тебе в руки, следят. Враги, жаждущие тебя остановить. Стервятники, жаждущие украсть то, что принадлежит тебе. Соперники, жаждущие узурпировать твою славу. Но пророчества, — чародей указал пальцем на Шар Зобраса у себя над головой, — благоприятствуют нам. Твое служение Повелителю принесет тебе великую власть. Обеспечит будущее, которому многие позавидуют.
— Например, ты, Проклятыш? — поинтересовался Тамузз. — Не потому ли, когда я нуждался в демонах, ты рассеял чары, наложенные на них?
— Да, победа в сражении осталась бы за тобой, — согласился Кхорам, — в этом нет никаких сомнений. Но не обернулась ли бы твоя победа в битве поражением в войне? Именно об этом предупредили меня предсказания сферы, и я поступил единственно возможным способом.
Кхорам вытянул длинные пальцы–щупальца в сторону мелового круга на полу пещеры и продолжил:
— Как ты сам не единожды изволил мне напоминать, наши судьбы тесно переплетены. Где возвысится один — там возвысится и другой. Равно как если один из нас падет — мы оба обречены.
Глаза Тамузза угрожающе сверкнули из–за дымовой завесы, испускаемой свечами–пальцами на его броне.
— Ты напоминаешь мне о твоей верности или запугиваешь, чтобы я не покарал тебя, как ты того заслуживаешь?
Тамузз пересек границу круга призыва, не обращая никакого внимания на потоки магии, что текли из него. Колдовская защита круга сдержала вторжение командира не сильнее, чем охранные заклинания каменных стен святилища. Сгустки теневой сущности пытались ухватиться за хаосита, но вычурная броня поглощала их безвозвратно.
— Оба твоих предположения неверны, Лорд Тамузз, — ответил Кхорам, — мое единственное желание — помогать тебе… и служить Хозяину.
— И ничего ради себя? — хмыкнул Тамузз, пристально глядя на чародея. — Звучит крайне неубедительно. Я знаю, что ты хочешь меня использовать. Не стоит затевать столь опасные игры.
Ни единый мускул не дрогнул на лице Кхорама, когда он поднял глаза на командира Хаоса.
— Всякая магия опасна. Не стоит об этом забывать, если пользуешься услугами чародея, — произнес он и указал на дальний конец пещеры: — Твои доспехи мешают мне проводить ритуал. Пока ты находишься внутри круга, я не могу завершить призыв. Если, конечно, ты желаешь, чтобы я не вел дуардинов в нужном нам направлении и бросил весь план на произвол судьбы…
Тамузз задержал взгляд на чародее еще на мгновение, затем развернулся на каблуках и вышел за пределы круга.
— Интриги внутри интриг, планы внутри планов, — донеслись до Кхорама слова уходившего воина, — однажды, чародей, ты запутаешься в тобой же сотканной паутине, тогда я и пальцем не пошевелю, чтобы тебя из нее освободить.
Кхорам дождался, пока командир Хаоса не выйдет из грота, и возобновил прерванный ритуал. Тамузз был ему необходим: человек играл роль проводника между Владениями Смертных и извилистыми коридорами могущества Тзинча. Однако очень скоро Кхораму откроется другой, гораздо менее трудозатратный канал, по которому можно будет черпать силу его бога. И тогда он укажет Тамуззу его место. Тогда этот человек накрепко усвоит, кто из них двоих хозяин, а кто слуга.
Чародей обуздал свой гнев, позволив размышлениям о Тамуззе пасть в глубокий сумрак его подсознания. Следом в ментальное небытие Кхорам поместил собственные амбиции, многочисленные планы и интриги, а также свои намерения относительно дуардинов и того, как они должны ему послужить. В темницу молчания он швырнул и демоническое бормотание паразита, отгородив себя от всего, что могло отвлечь внимание от лежавшего перед ним предмета.
Свиток, который он недавно извлек из урны, теперь лежал расстеленный на полу у его ног. Свиток пестрел начертанными кровью символами, неизмеримо древними, а сокрытые в них знания были и того древнее. В голове чародея вспыхивали имена, забытые еще задолго до сотворения восьми владений из вселенской пустоты. Язык Кхорама зашевелился в незнакомом ритме, из его горла полились не поддающиеся повтору звуки. Магическое заклинание все быстрее и быстрее изливалось в воздух, обретало тяжесть и плотность с каждым вздохом.