— Неважно, — ответил теперь уже вновь "должник". А может, просто независимый сталкер. — От него исходит тёмная энергетика.
— А мне-то что? — Людмила скептически приподняла правую бровь.
— Я слышал, есть типа такие клинки живые и питаются душами поверженных врагов. Их нельзя подбирать с трупов, образовавшихся из-за тебя. Фрага погубила ты — и теперь клинок отмстит тебе. То есть… Выпьет сознание из твоей физической оболочки. Гляди, как он задорно сияет, значит, процесс уже запущен. Не смей оставлять кинжал себе, рассыплешься в прах!..
— У-у, жуть какая! Перебрал что ли, Барракуда? Я в эту эзотерику не верю. Но если так хочешь, забирай себе этот нож. Ещё мне клинков-энерговампиров не хватало! Бери, "долговец", дарю…
На рукояти были выгравированы иероглифы — жаль, что ни Барракуда, ни его пожилая напарница не владели восточными языками. Барракуда сунул презент в свой рюкзак. Перед завтрашним днём надо было как следует напиться, дабы страх атрофировался, а гонор пробудился. Но Люда предпочла не принимать алкоголь — для организма не на пользу пойдёт. А вот Барракуда употребил пару стопок горячительного.
3
Он перебирал ногами, но ему казалось, что не он движется, а земля равномерно, участками смещается под ним; вращается вокруг своей оси. Гугов дышал тяжело и часто, и сам не знал, куда бредёт и сколько уже времени прошло с того момента, как он ступил вниз с неба, вновь коснувшись подошвами ног утрамбованной природными факторами почвы. Кожа покрылась испариной, дух утомлён. Тварь растворилась у него на глазах, будто она не звала его и даже в помине не было её, не появлялась. Но взлететь обратно у Авраама не получилось, Пустошь притягивала его физическое тело. Зона почувствовала-таки намёки на незримое, на едва ли не бестелесное присутствие постороннего, и соорудила приманку, "крючок", за который зацепился Гугов — теперь Чернота крепко сцапала Авраама Вентоновича и отпускать не собиралась.
Причём с местом приземления ему не повезло фатально. Долго ли, коротко ли, Авраам стал узником в невидимых тисках, изничтожающих организм изнутри. В его внутренних органах словно копошились стайки реснитчатых червей, необыкновенно колючих, кусачих и злобных, они разъедали его, выделяли какую-то кислоту и подвергали нервную систему испытанию на вшивость. Гугов пытался убедить себя, что спит; он боялся, воли не хватало развернуться к опасности передом, но кто-то сильный в его сознании уверенно и настойчиво гнал его вперёд, дальше, не давая остаться и погибнуть, застопориться, хотя и не видя при этом цели — однако и не желая принимать проигрыш. Худшее началось, когда сотни мелких убийц прогрызли заслоны и проникли в кровь. Непритязательное "боль" — слишком невесомое словечко, скорее Гугов выносил приступы АДСКОЙ ЖЁСТКОЙ БОЛИ, чуть ли не скорчивался, складывался втрое, и убедить себя в нереальности всего происходящего не получалось: он бы давно уже проснулся или сдох, да и эти пакостники не ощущались так явственно внутри, и каждый рывок не отдавался бы Гугову смертельными муками. Жгло в паху, волосы выпадали прямо на ходу, кожа побледнела и под ней проступили шевелящиеся матово-чёрные сплетения линий и точечки. Зона вычислила Гугова и оказалась беспощадным палачом, не дала и шанса на спасение. Его жрали какие-то личинки, смакуя каждый кусочек — такую боль не попросишь просто уйти, даже очень хорошо и убедительно не попросишь, а она самая что ни на есть ЖИВАЯ и наслаждается трапезой, растягивает удовольствие, да и заразила полностью индивидуальную биосреду Гугова и поразила все системы органов эта зараза, всё уже. Эти исчадия причиняли носителю то, о существовании чего он даже не догадывался. Оказывается, есть и такое кромешное беспросветное.
Эту дрянь сталкеры прозвали мультимошкой, водилась этакая только в определённых областях Рыжего Леса, на двух или трёх небольших по площади участках, и бродяги всего лишь обходили их за версту, дабы всемогущие Чёрные Сжиратели не внедрились в нарушителей. Защититься от мошки можно было, пользуясь обычным респиратором с удвоенным воздухофильтром. Окаянная попадала в организм через дыхательные пути. От лёгких Гугова уж остались одни ошмётки, как, впрочем, и от всего остального. Эти добрались до трахеи. Авраам доковылял до большого могучего дуба и распростёрся под его стволом, устроившись на жирных, взрыхливших землицу отростков корневища. Это не помогло, боль затянулась, выдавливая, выскрёбывая высокий крик, резко трансформирующийся в вялый хрип, ползти не было мочи. Но он полз, полз, не помня себя, и ему улыбнулась Фортуна — он наткнулся на группу из четырёх наёмников, у одного из которых был огнемёт — точнее, это они на него наткнулись. Видимо, Авраам удостоился снисхождения. Солдат с огнемётом, изъявив милосердие, прикончил Гугова, потратив заряд для "зажигалки" — мультимошку брало только пламя. Наймиты следовали по своим делам, но помочь попавшему в беду собрату-товарищу-человеку — долг каждого уважающего себя зоновца, тем более, если помощь заключается в предельно простом действии: добить. Авраам иного и не требовал.
Аврааму Вентоновичу в лицо врезалась струя огня; оказывается, и смертоносный ожог может быть приятным и долгожданным, если он — очищающий. Вспыхнувший костёр стёр Авраама вместе с его ненасытным врагом, избавив Гугова от счастья жить и горя умирать, но подарив счастье умереть и отняв горе жить. Та часть испепелённого, что не рассеялась среди материи, душа, отправилась в новое путешествие…
Бабуин, Берг, Минус и Стритер оставили за своими спинами обгоревший изуродованный труп. Рыжий Лес исполнил ушедшему Гугову прощальную серенаду, мелодично звуча отстранённо шелестящими роковыми листьями.
Пассаж четыре. Зябкость перемен
1
Ущелье преодолели практически беспрепятственно, мелкие стычки не в счёт.
Встретили снорков. Морс, вместо того чтобы предупредить остальных, решил не тратить время и сразу выстрелил по "слонику" из "Сайги" — влепил мутанту пулю прямо в окуляр, округлое застеклённое отверстие в противогазе на уровне человеческого глаза (у "хоботов" органы зрения помещались на головушке аналогично).
Снорки — живучие гниды, наделены рядом животных инстинктов и превосходнейшим чутьём. Облачённые в тряпьё, изуродованные радиацией тела мутов, когда-то бывших людьми. Ярый таких видал не слишком давно на Агропроме, даже прикончил парочку.
Кисель стал лупить из "калаша", Ярый тоже пришёл в себя и пустил в ход ОЦ-14 "Грозу". Завалили ещё троих, но один шустрик из стаи умудрился увернуться и повалить с отвратительным верещанием туриста в траву.
Ярый вскользь задел мутанта, Кисель банально не успел среагировать. Снорк скрылся в зарослях ржи и мать-и-мачехи, секунда — Ярый сам уже на земле, ругается и сообразить силится, что делать. Зато Киселёк на этот раз съездил снорку по морде прикладом, а Ярый сумел прицелиться и изрешетить мутанта в упор.
Оправившись и окончательно сориентировавшись в произошедшем, сталкер поднялся, перезарядился и подоспел к Морсу.
— Ну, что, турист, вставай давай, — Ярый протянул пострадавшему надёжную руку.
— Ни хрена себе! Что это за звери?..
— Типичные снорки, — пояснил Ярый. — Ты где так стрелять обучился?
— Я - профессиональный охотник, — с гордостью и некой отвагой парировал Морс.
— И реакция хорошая. Не промазал ведь ни по одному.
— Прицеливался тщательно, — ухмыльнулся Кисель.
— Не, бро, не в этом вопрос, — многозначительно произнёс Ярый. — Великие стрелки посылают снаряд в мишень не потому, что круто целятся. А потому, как имеют талант снайперский…
— Твою мать, Ярый! — крикнул Кисель, вскидывая АК и направляя его ствол куда-то за спину напарнику.
Ярый быстро присел, кувырком отпрыгнул и развернулся к опасности лицом, выхватив нож. Мутант остановился в метре от него — застыл, превратившись в ледяную глыбу невезучий снорк. "Морозко".
— Спасибо тебе, Зона, — поблагодарил новорождённый.
***