Он попытался что-то сказать, но закашлялся, пуская кровавые пузыри.
Я выпрямился и стал пятиться к дверям сарая. Жора никак не пробовал последовать за мной, стоял себе, глядя в землю под ногами. Потом всё же обернулся и, не переставая улыбаться, упал на спину. Кровь вместе с каким-то темным сгустком потоком хлынула из его рта.
Я заорал во весь голос. На мой крик прибежал Комар, и мы вдвоём попытались поднять Жору, но ноги его не слушались. В конце концов, мы положили старшого набок, что бы он не захлебнулся собственной кровью. Тело Жоры мелко тряслось, он судорожно с хлюпом дышал. Время от времени он начинал тихо смеяться, но смех тут же переходил в надрывный кашель. Кровь текла, не переставая. Я присмотрелся к тёмному сгустку, который Жора выплюнул, и меня вывернуло наизнанку. Комар проследил мой взгляд и смачно выругался.
— Язык откусил, — озвучил он очевидное. — И что теперь делать? Как кровь остановить?
Я не ответил. Мне было не до этого.
— Был бы лёд, — сказал Комар, махнул безнадёжно рукой и достал сигарету.
— Эх, Жора, Жора… Угораздило же тебя, — сказал он, прикуривая трясущимися руками и садясь на какой-то ящик.
Жора Речица умер через час. Последний раз судорожно вздохнул, дернулся, вытягиваясь в струну, и затих.
Всё это время мы сидели рядом с ним и, молча, ждали неизбежного.
— Отмучился, — сказал Комар. — И нам легче. Не надо тащить его с собой.
Он присел рядом с телом старшого и стал шарить у него по карманам. Полпачки сигарет, спички, грязный носовой платок и какое-то удостоверение с крупной надписью «Ярывань» на обложке — вот нехитрый скарб, который хранился у Жоры в карманах.
Я встал, взял примеченную ранее лопату и пошел за сарай, где торчали сухие, без листочка, стволы яблонь и груш.
Пока я копал могилу, Комар стоял рядом и бухтел. Что мол, здесь так не принято. Забросали бы ветками и дело с концом. Или сожгли бы вместе с сараем. Что время теряем, что тварь бродит где-то окрест… Он замолчал и помог мне дотащить тело Жоры до могилы. Потом взял у меня лопату и стал засыпать яму.
Я воткнул в головах самодельный крест.
— Бывай, Речица, — сказал Комар. — Никто не хотел, чтобы так случилось. Но Зона решила по-своему.
Он засунул в мой рюкзак Жорину каску и хлопнул меня по плечу:
— Давай, хватай хворостину и пошли.
Однако на пути у нас были следы давешней зверюги, что пугала нас ночью, припорошённые её же кровью. И как только мой щуп оказался над одним из пятен, кончик ветки стал извиваться, закручиваясь в спираль. Я тут же остановился, одернул ветку и поднял руку. Подошедший Комар присвистнул:
— Ох и попали мы с тобой, Немой, — сказал он. — Я такое ни разу не встречал. И рассказов не слышал.
Кончик ветки продолжал дергаться, то набухать, то утоньшаться, будто дышал. С него скатились две крупные коричневые капли и кляксами шлёпнулись на дорогу. Я отбросил щуп в сторону и попятился.
— И тварь такую никто в Зоне ещё не видел. Я бы знал, — продолжил Комар. — Похоже, кровь её — та же аномалия. Ступать в неё ни в коем случае нельзя. Даже в засохшую. Сдохнешь. Или ещё чего похуже.
Он покрутил головой по сторонам, кивнул своим мыслям и с разбега ударил ногой по ближайшему забору. Раздался треск и секция, метра три длинной, закачалась внутрь двора давно покинутого дома. Не останавливаясь на этом, мой напарник прыгнул на провисший забор, треснуло ещё раз, несколько досок встало торчком. Комар наклонился к выломанной части и с натугой поставил ее на торец.
— Берём, кидаем поперёк следа и тут же перебегаем. Тут же. Без колебаний и промедлений, — проинструктировал он меня. — Всё ясно?
Я кивнул.
— Скажи.
— Ясно, — сказал я хрипло.
— Тогда — взяли, — скомандовал Комар.
Мы ухватились за доски, с грохотом опустили их поверх следа «Чёрной кошки» и тут же, один за другим, перебежали на другую сторону получившегося помоста.
— Во — о-от, — протянул Комар, глядя на оставшийся позади кусок забора. — Кажись, проскочили.
Помост вдруг шевельнулся. Его стало выгибать горбом, будто под ним выкапывался из-под земли гигантский крот.