— Конек не пробегал? — снова спросил Ринат какого-то Сеньку.
— Все, Конек вас сделал, гони ящик пива! — обрадовался халяве Сеня.
Олег стоял уже в конце дома и глубоко дышал. Ринат присел рядом с дворовыми певцами на корточки.
— Да, без проблем, — сказал он, — завтра в шесть утра едем на дачу, там пьем.
— Вот сколько я тебя, Шмеля, знаю, скользкий ты как угорь, — ответил Сеня, посчитав, что вставать в такую рань ради пива — стремно.
— А, сколько я знаю тебя, Сеня, — парировал Ринат, — как был ты халявщиком, так халявщиком и остался. Все не хворай, куплю я тебе пива, при случае. Я бегу, крикнул он удаляющейся фигуре Олега Твердова.
Олег обернулся и крикнул.
— Летим обратно к гаражу!
В гараже ребятам предстала следующая картина. На диване, развалившись барином, дрых шумно храпя Леха.
— Спасибо, что живой, — сказал, замаявшийся бегать по ночному городу Олег. Потом он снял с себя крестик и отдал обратно Ринату, — не работает твоя метода, наверное, чтобы святая вода помогла по-настоящему верить надо.
— А ты че, не веришь? — удивился Ринат.
— Скорее нет, чем да, — ответил Олег, — у меня бабушка старой советской формации, комсомолка и атеистка, всегда говорила, что если чего-то хочешь добиться, то работать надо, а не молиться.
— На бога надейся, а сам не плошай. Известное дело, — продолжил мысль Ринат.
— Не в этом дело, — ударился в воспоминания Олег, — был бы бог, не допустил бы смерти моих родителей. Чем они виноваты перед человечеством? Я тебя дружище спросить хочу, чем?
— Успокойся, ничем не виноваты, — отступил Ринат, — я, если хочешь знать, тоже по большому счету не верю в бога. Нет, конечно, на православные праздники, хожу в церковь. Ну, так на всякий случай. Я в деньги больше верю. Деньги — это свобода. А ты во что веришь?
— Для меня, наша дружба крепче алмаза, она — святое.
— Для меня тоже дружба — святое, — потупившись, сказал Ринат.
— Нет, ну почему мои родители, почему ни Гитлер, ни Геббельс, ни другие гитлеровские приспешники, — в конец разволновался и завелся Олег, — ведь некоторые из них спокойно эмигрировали в Америку, и жили там до старости. А Наполеон, пол Европы в крови утопил. А ему сейчас памятники ставят. Ах-ах-ах, Наполеон и Жозефина, история любви. Так и Гитлеру через двести лет памятники ставить будут!
На этих словах пробудился начинающий артист и подающий надежды спортсмен, Алексей Коньков. Сладко потянувшись из положения лежа он рывком сел, посмотрел на друзей бессмысленными глазами и сказал:
— Если вас интересует моё мнение, то не надо Гитлеру памятник ставить.
Он обвел взглядом онемевших Шмелю и Везунчика и улыбнулся.
— Штандартенфюрер Штирлиц проснулся, — сказал Олег.
А Ринат запел:
— Не думай о секундах свысока, настанет время, сам поймешь, наверное…
— Звучат они как пули у виска… — подхватил песню Леха, — может, расскажите, что было то?
— Все как обычно, — начал Олег растолковывать дитяте неразумному, — ты сбрендил, а мы расхлебывали последствия. Я же, кажется, говорил, что ты контактер, привязывать тебя нужно крепче, чтобы ты нас не угробил, нечаянно.
— А Гитлеру, зачем памятник ставить, что-то я не уловил, — продолжал тупить Леха.
— Давайте пойдём по домам, утро вечера, мудренее, — сказал Ринат, — пес с ним, с Гитлером.
— Здравая мысль, — обрадовался Леха.
Ринат закрыл в гараже диван с привидением. И парни из этого гаражного рая побрели в сторону жилых строений.