Может быть, позвать назад старую принцессу, — подумал режиссер любительского театра-студии, — она, конечно, сука была еще та, которая разводила склоки и дрязги, но играла намного профессиональней. Будь проклят тот день, когда я влип в это безнадежное дело, — матернулся про себя режиссер.
Однако вопреки неважнецкой игре артистов с задних рядов послышались одиночные аплодисменты. Режиссер обернулся туда и спросил.
— А вы кто такой. Как оказались на репетиции?
— Я в некоторой степени театральный критик.
Ответил Олег Твердов, сидящий на заднем ряду.
— Из какого вы издания? «Театральный вестник», «Золотая кулиса»?
— Ни из какого, я сам по себе, и критикую главным образом одного актера.
— Значит так, театральный критик одного актера, выход знаете где?
— Знаю, там же где и вход.
— Вот и прекрасно, сейчас выходите там же где и входили, и критикуете себе на здоровье этого одного актера, но в свободное от репетиции время. Ферштейн?
— Я я, натюрлих. Только уходя, я хотел бы заметить, почему не клеиться творческий процесс.
— Извольте.
— Нет материальной заинтересованности. Артисты слишком расслабились. А их держать нужно в ежовых, желательно долларовых рукавицах.
— У вас есть какое-то конкретное предложение.
— Да, ради этого я и нарушил таинство творческого процесса. И чтобы это конкретное предложение материализовалась, мне нужно поговорить пять минут с вашим Христианом-Теодором или Теодором-Христианом, не знаю, кем он в данный момент является. Конечно с вашего позволения маэстро.
Режиссер любительской театр студии несколько раз хлопнул в ладоши, и хорошо поставленным театральным голосом, которым обычно произносят фразу, кушать подано, сказал.
— Перерыв пять минут. А вы далеко пойдете, театральный критик.
— Что вы, мастер, мы только на крыльцо выйдем, — успокоил его Олег, сделав вид, что не понял фигуральности мысли режиссера.
На крыльце любительской театр студии разговор между друзьями потек в более деловом русле.
— Что с телефоном, Конек? Дозвониться никак не могу.
— Олег, я работаю над ролью, временно меня нет. Я отгородился невидимой стеной отчуждения от мирской суеты. К тому же Ринат уехал в Германию, продавать привидение с диваном, какие могут быть дела?
— Наш Шмел, везде поспел. Звонил Ринат вчера, сказал, что есть дело на сто тысяч миллионов. Нужно просто приехать пообщаться с заказчиком, успокоить его, что не угрожают ему домовые и барабашки, и забрать деньги.
— Не понял, нужно лететь в Германию?
— Да, сначала летим в Германию, потом сразу же пересаживаемся на обратный рейс и летим в Пермь, потом из аэропорта большое Савино вызываем такси и едем в знакомый нам элитный коттеджный поселок. Будем инспектировать крайний у леса коттедж на предмет нечистой силы. Ферштейн?
— Я я натюрлих, да, смешно. Только я что-то… это… а может быть ты один, а?
— А деньги для вашего погорелого театра нужны? Это ведь первая твоя серьезная роль.
— Так-то, ты конечно прав, захиреет постановка без платежеспособных дензнаков.
Вечер сегодняшнего выходного дня Олег планировал провести вместе с Юлей, сначала они договорились встретиться на набережной реки Камы и пойти покататься на прогулочном теплоходе. А потом Олег хотел пригласить ее в уютный ресторанчик. Однако нехороший сон негативно повлиял на планы Олега, и он как человек суеверный, позвонил Юле, и сославшись на небольшую простуду, пригласил ее поиграть в боулинг.
— А ты здорово играешь.
Польстил Олег девушке, когда к середине партии Юля выбила свой первый спаер.