Он подвёл Александра к небольшому трапезному столу и усадил в кресло, оббитое расшитым золотом атласом, и распорядился о трапезе. Сам же, приказав служителю подвинуть поближе изящный стул, сел рядом. Быстро принесли горячие и холодные закуски, на стол поставили бутылку коньяку.
— Будешь? — спросил владыка. Он взял бутылку, выполненную в форме налитого кровью сердца и, восторженно воззрев на неё, произнёс: — Коньяк столетней выдержки, и вкус его великолепен — вековая мощь и сила дубов. Сотворено это чудо из безвозвратно погибших легендарных виноградников Folle Blanche, которые два века назад едва уцелели после нашествия завезённой мореплавателями филлоксеры, но не смогли пережить загрязнения воздуха нашего века. Драгоценной сей жидкости подобает драгоценный сосуд: сама бутыль создана из сапфирового стекла, покрытого слоем платины. Во всём мире осталось не более десяти бутылок. Одна из них — перед тобой.
Александр замотал головой.
— Не хочешь? — удивился владыка. — Ну что так? Вроде не пост же?
— Спасибо, но… коньяк меня расслабляет, после него клонит в сон. Я слишком устал и держусь только молитвой ко Святому Духу. Если выпью, не смогу сопротивляться плоти, она меня одолеет.
— Тогда хоть немного поешь, тут пища лёгкая, она придаст тебе сил.
— Преосвященный владыка… Прошу меня простить… — бледнея, произнёс Александр. — Мне совершенно неловко отказать вам в вашей сердечной заботе обо мне и в вашем архипастырском попечении, но признаюсь, что стыжусь перед Господом отведать с вами трапезу, тогда как мои послушники сейчас голодны. Мы с утра ничего не ели.
Владыка уважительно кивнул и дал знак налить себе. Служитель поспешно наполнил его бокал и быстро удалился, закрыв за собой дверь.
— Устал, говоришь? — медленно сказал владыка, поворачивая в руке бокал и разглядывая янтарную жидкость, на треть заполнявшую его. — Я тебе очень сочувствую и ежеминутно возношу молитвы об успехе этого дела.
Александр в порыве благодарности склонил голову. Владыка отпил глоток, прикрыл глаза, наслаждаясь длительным послевкусием, и продолжил:
— Но дело — не простое. Да и не дело это вовсе. Можно ли назвать просто «делом» то великое призвание, которое поручил нам Создатель, чтобы в преддверии последних дней этого мира стать соучастниками событий, о которых предречено две тысячи лет назад?
Александр понимающе кивнул, всем видом показывая уважение к каждому слову владыки.
— Ты — избранный для этой миссии, отец Александр. Много служителей у Господа, но именно тебя он избрал. Он закалял твой дух в годы твоего неверия и духовного поиска, он послал тебе проповедующего его слово…
— …за что я всегда буду славить Господа, мой владыка, — горячо перебил его Александр, — за то, что именно вас он послал спасти меня от тьмы неверия и увидеть свет истины…
Владыка немного улыбнулся, покивал и продолжил:
— Но это ещё не всё. Зная твои высокие мужские качества, которые Бог воспитал в тебе, закаляя твой дух в боях на службе Отечеству, Он воздвиг тебя нести слово тем, из среды которых Он тебя призвал — воинам нашей доблестной патриотической армии. И ты много лет служил капелланом в самых горячих точках планеты, да и не только! А сколько я молился за тебя, когда вас забросили подавлять восстание на Марс? Эта жуткая авария на борту военного корабля, этот холодный хаос космоса! О, Господи… как я молился за тебя! Ты это всё пережил, а мне даже подумать об этом страшно… Но ты, — слава Господу, — прошёл через все искушения: огонь и воду, и даже медные трубы, не возгордился и не ослаб в молитве. И в наземных операциях ты, как подобает капеллану, был всегда впереди! Ты вывел из окружения сотни воинов, ты спас, благодаря молитве и знаниям в медицине множество солдат. Но ты и принял смерть на руках своих у многих уверовавших на твоём примере воинов…
— Владыка, — смущенно начал Александр, — я всего лишь…
Владыка сделал знак рукой, призывая его замолчать.
— Теперь всё… всё это необходимо поставить на службу Господу, ибо великая беда случилась с миром. Ты устал… я знаю, знаю… Но не спорь: ты допустил ошибку и коришь себя за это, но напрасно. Ты — прекрасен духом и непорочен лицом, ты — смирен душой и мощен телом, но ты — всего лишь человек. И ты своими человеческими силами столкнулся с тем, о ком сказано: «К вам явился дьявол в сильной ярости, зная, что немного ему осталось времени». Тебе противостояла вся сила адская, ей надо было противопоставить силу твёрдости молитвы, а ты что?
— Да, преосвященный владыка, — с жаром и болью ответил Александр. — Мне не хватило трезвенности и ясности ума. Я был слишком самонадеян, слишком уверен в своих силах, меня опьянила радость близкой победы…
— Не только, возлюбленный сын мой, не только… Но ещё и один страшный грех — самочиние, не точность в исполнении послушания. От послушания рождается смирение, а от самочиния — гордость, плоды её — прелесть и смущение. Скажи, зачем вместо того, чтобы доставить пленника в архиепископию для допроса, или вместо того, чтобы гуманным способом его окончательно обезвредить, ты применил пытку? Да ещё как? Подвесив пленника за руки к дереву в полисном парке, где полно камер, без одежды выжигая ему внутренности энергоплетью? Ты пугаешь меня, сын мой. Откуда в тебе садизм?
Александр нервно задрожал.
— Я… я виноват перед Господом, — через силу пролепетал он. — Я действительно пришёл в сильную ярость, когда его настиг, а он… я даже с трудом могу поведать вам об этом теперь… он начал говорить со мной, убеждая меня через святые писания! — Голос Александра сорвался, и он несколько раз вздохнул, чтобы продолжить говорить. — Я вдруг понял, что могу искуситься и начать ему верить, и я… я заставил его замолчать. Он на меня так смотрел, что я мог… я мог…
Он прижал дрожащие пальцы ко лбу, прикрывая своё лицо от взгляда владыки, как он слепящего света, но владыка с поспешностью положил свою руку на плечо Александра и произнёс:
— О, сын мой! Я не осуждаю тебя! Не мне тебя судить, ибо не я там был, а ты! Я не могу даже представить, какому дьявольскому обольщению, каким бесовским иллюзиям был разум твой человеческий подвергнут!
Александр закрыл лицо рукой, она заметно дрожала.
— Зачем же ты отпустил его? — продолжил осторожно владыка.
— Не знаю… не знаю… — сдавлено произнёс Александр. — Я думал, что убил его и испугался… мне показалось, что меня кто-то видит… я боялся, что меня кто-то застанет во время свершения… спасительного дела. Я бросил его… хотел, чтобы нашли его тело и подумали, что он — хулиган, нарвавшийся на блюстителя порядка и погибшего от полицейской плети.
— Нельзя недооценивать самого дьявола и его чары, — покачал головой владыка. — Даже в воплощённом состоянии, он питается силами хаоса и очень живуч.
Александр отнял руку от лица и с болью вскинул глаза: