— Совершенно верно.
— Но в таком случае, вы можете управлять только своим кораблем?
— Разумеется, — ответил профессор и насторожился. Вопросы касались кодов доступа, которые позволяли управлять не только кораблями, но и зомбированными людьми, а так же всеми процессами, которые подавались с главного компьютера.
— Но он мог отследить координаты точки перехода. Хотя странно, прошло уже достаточно много времени, если бы он знал координаты, давно бы прилетел, — произнес Лабарган.
— Откровенно говоря, я воспользовался приемом, который подсказал мне ваш сын. Я задал координаты точки выхода с отсрочкой на девять секунд. В это время мы уже были в гиперпространстве, и отследить, куда мы отправились, было невозможно. К тому же, как я сказал, компьютер корабля выведен из сети.
— А разве Коэн не в состоянии снова подключить его в единую сеть?
И снова вопрос показался профессору подозрительным. Было ощущение, что Лабарган хочет, как можно больше узнать про коды доступа. Поэтому профессор решил схитрить:
— Нет, Коэн этого сделать не может. Даже наличие кодов доступа не позволит ему это сделать. Для того, чтобы разблокировать систему необходимо ввести дополнительный пароль. Он хранится на главном компьютере, а знаю его только я. Увы, но мы тем самым ограничили себя возможностью управлять только одним кораблем, — это было не правдой, но профессор умышленно солгал. Если комигоны узнают все о кодах доступа, то неизвестно, как они воспользуются этими знаниями.
— Очень хорошо, и все же, необходимо проверить и убедиться, что компьютер полностью защищен и тем самым не даст возможности обнаружить наше местоположение в галактике.
— Хорошо, я незамедлительно этим займусь, а если вы мне в этом поможете, то с вашей стороны отпадут все сомнения.
Профессор, Лабарган и Вакхаман занялись проверкой компьютера. Азадель по-прежнему занималась привезенными продуктами, давая распоряжения куда, что и как закладывать на хранение. А Михаил остался на время не удел, и мысли сами собой напомнили ему о том, что у него скоро родится дочь. Как врач, он понимал, что он всего лишь донор, к тому же ставший им помимо его воли и желания, но как человек, не мог остаться в стороне и сказать, что ничего не знаю и знать не хочу. Осознание того, что он скоро станет отцом, мешало сосредоточиться, и невольно заставляло думать не только о своём будущем, но и ребенка, который скоро появится на свет, и за судьбу которого, он будет нести ответственность. Размышляя о том, как судьба порой преподносит столь неожиданные сюрпризы, он не заметил, как вошедшая Азадель, пристально наблюдает за ним. Наконец, увидев её, он невольно смутился.
— Мыслями, вы где-то далеко-далеко отсюда. Возможно дома, в кругу родных и близких, рассказываете им о далекой галактике и своих приключениях. Я права?
— Почти. Но если честно, то скорее нет, чем да. Знаете, когда я первый раз прилетел в галактику Гахр и чудом остался в живых, всё было ясно и понятно. Есть плохие, и есть хорошие, идет война и тебе понятно, на чьей ты стороне.
— А сейчас все по-другому?
— Сейчас да. Точнее, всё иначе. И потом столько всего произошло, что не знаешь, что делать и главное, правильно поступаешь, или ошибаешься.
Михаил посмотрел на Азадель и неожиданно спросил:
— Скажите, а вот женщина, которая скоро родит, она знает о том, что у неё есть дети, как их зовут и какова их судьба?
Вопрос застиг Азадель врасплох, и она не знала что ответить. Точнее, она обо всём знала и, пожалуй, впервые боялась ответить, потому что правда была ужасной и бесчеловечной. Она устало опустилась на стул, словно груз ответственности и тяжесть совершенных поступков разом навалились на неё. Не выдержав, она неожиданно разрыдалась. Перед её взором мгновенно пронеслись сотни операций по вживлению позитронного мозга, искусственное осеменение женщин, прием родов и отправка безымянных родившихся младенцев на планету Гоби, где они проведут восемнадцать лет жизни, прежде чем тоже будут зомбированы. Воспоминания разом накатили на неё и заставили задуматься о том, что она, профессор и остальные творили все эти годы, не думая о последствиях, о том, что однажды простой вопрос о судьбе женщины и её детях будет звучать подобно приговору.
Михаил не ожидал, что Азадель так среагирует на его вопрос, и сначала даже растерялся, но потом быстро дал ей стакан воды и, стараясь, как можно спокойнее, произнес:
— Извините, не вовремя спросил вас о детях.
— Не стоит извиняться, это мне надо даже не извиняться, а каяться. И перед ними всеми и перед вами, — сквозь слезы произнесла Азадель, — Нет, Михаил, она не знает своих детей. Ни сколько их, ни как зовут, вообще ничего не знает и не помнит. Вы должны презирать меня, а зачем-то рискуете жизнью и помогаете. Разве это правильно?
— В жизни многое чего не правильного. Это задним умом мы понимаем, где поступили не правильно, где ошиблись и не тех людей выбрали в друзья. Да и вообще, если посмотреть на все, столько ошибок было допущено, что складывается ощущение, что вся жизнь, это сплошная череда ошибок. Так может из них и складывается жизнь, и если бы их не было, было бы скучно жить? Как думаете.
— Не знаю, наверное, вы правы. Но так хочется, чтобы ошибались другие, а не ты сам.
— Не ошибается лишь тот, кто ничего не делает. Хотя с философской точки зрения, в этом его главная ошибка. Ведь ничего не делая, он не осознает суть самой жизни. Она проходит мимо него.
— Михаил, а вы в жизни совершали ошибки, которые хотели бы исправить?
— Больше, чем вам кажется. И главная из них, что я, — Михаил осекся, на секунду задумался, а потом произнес, — что по моей вине погибла моя жена.
— Разве она погибла по вашей вине? Бог с вами. Вы тут совершенно не причем.
— Нет, именно из-за меня она полетела со мной, потому что боялся ей обо всем рассказать, и вообще, не напиши я в рапорте о том, что со мной и экипажем произошло, ничего бы этого не было. А вы говорите, не виноват. Каждому из нас свой крест нести до самой смерти. Впрочем, не стоит думать о смерти, она к каждому придет рано или поздно. Надо жить дальше. Стараться не делать ошибок дальше. Впрочем, это банальная истина, которая вряд ли достижима.
Азадель заметила, как погрустнели глаза Михаила, и ей даже показалось, что он незаметно смахнул слезу. Поднявшись со стула, она молча направилась к двери, потом обернулась и тихо произнесла:
— Спасибо вам за всё, что вы сделали для нас, — и вышла из лаборатории.