— Спасибо, отец, — говорит Хэш. Хануал Хэйрива покидает лоб сына и охотник вытягивает свой, чтобы поведать отцу о Хаоламе и том, чему его обучили люди. Но игла наталкивает на непреодолимый барьер в нескольких метрах от старика.
— Я не желаю знать о том, что они делали с тобой, сынок.
— Отец, они не…
— Сын, я чувствую твою боль и догадываюсь, что эти существа притворялись, чтобы запутать тебя. Возможно, ты даже отравлен жалостью, а то и любовью к ним, но поверь, они — настоящие чудовища.
— Отец, ты не…
Хэйрив показывает жест, в котором Хэш читает намерение показать что-то ещё. Гигант кивает, хануал Хэйрива опутывает его сознание. Перед глазами появляются картинки.
Оказывается, кизеримы не умирают в тот момент, когда уничтожаются их сердца или головы. Меркнет сознание, но лимфа некоторое время остаётся активной и микнетавы могут видеть, даже сквозь кхалон, то, что происходит с их питомцами.
— Бадои, неразумные обитатели Тебон Нуо, могут быть опасны, и мы часто обуздываем их порывы с помощью хасса-абаб, но они остаются живыми существами. Люди разделывают их, перерабатывают, превращают в машины, в топливо, в инструменты. Ни одно живое существо не заслуживает того, чтобы им пользовались так.
— Но они опасны! Они вторгаются в наш мир, убивают людей.
— Они голодны и напуганы…
— Никто этого не знает. И не видит!
— Достаточно лёгкого прикосновения хануала, чтобы…
— У людей нет хануала.
Хэйрив замирает. Ветер, пришедший неведомо откуда, поднимает полы его плаща и хлопает ими, так что старик становится похож на диковинную страшную птицу. Хэйрив улыбается, и Хэш замечает длинные клыки. Прямо как у него самого.
— Что?
— У них нет ничего, хотя бы отдалённо похожего на хануал. Люди умеют… представлять, что чувствуют их сородичи, называют это эмпатией, но это ненадежный инструмент…
— Как же они общаются?
— Словами. Жестами. Едва заметными движениями тела и лиц.
— Как примитивно, — тянет Хэйрив, отворачиваясь от сына. Ветер стихает, но полы плаща остаются висеть в воздухе, словно их поддерживают чьи-то невидимые руки.
— Отец…
— Как ты их назвал?
— Люди. Они зовут себя людьми.
— Что ж, сын мой. Ты облегчил мне задачу. Я и не думал, что люди сродни бадоям, хоть и похожи строением на нас. Это всё упрощает…
— Отец, что ты задумал?
— Крепись, Акхи. Время Вызволения грядёт. Мы обрушимся на бурден, сокрушим людей и вернём тебя дом…
Хануал Хэша проникает сквозь защиту Хэйрива одним дерзким, непредсказуемым движением. Микнетавы, в большинстве своём, на такое неспособны. Скользнув вдоль щупа Хэйрива, хануал Хэша прошивает затылок отца и начинает транслировать все воспоминания гиганта о Хаоламе. Детство, СЛИМ, Хагвул. Йоним Гон, Хак Арева, Юдей…
Образ женщины неожиданно бьёт и по самому Хэшу. Он чувствует в груди покалывание и теплота разливается вокруг него, хануал наполняется золотистым свечением и в голове охотника всплывает тот день, когда Юдей напала на ибтахинов. Опасная и хрупкая одновременно.
«Что это?»
— Мерзость! — рявкает Хэйрив, разрывая связь. — Люди во много раз хуже бадоев. Они использовали лимфу, чтобы создавать выродков! А значит заслуживают уничтожения. А что касается тебя, Акхи…
Отец подходит и берёт сына за руку.