Милана попыталась дозвониться дважды, зловеще затягивая время вызова. Потом послала угрожающее сообщение, сунула личку в карман и тронула газ, понукая своего Малыша двигаться.
Пришла пора возвращаться домой.
Около часа ушло, чтобы добраться до небольшой возвышенности на одном южных островов. Длинный пологий подъём рассекал шумный деловой район и взбирался на вершину холма. Дорога лежала на склоне как длинная серая макаронина, изгибаясь вокруг невысоких зарослей зелени.
Милана взобралась по ней к десятку улиц с небольшими, порой одноэтажными семейными домами. Заходящее солнце красило аккуратные домики оранжевым, играя на покрытых теплопоглощающей плёнкой блестящих крышах. За невысокими заборчиками прятались аккуратные сады и маленькие огородики. Тут и там перед домами играли дети — мальчишки бросали всё и провожали длинный чёрный мотоцикл жадными взглядами.
С вершины возвышенности открывался захватывающий вид на океан, лишь слегка испорченный с одной стороны силуэтами высоток на соседнем острове. В десятке километров от берега архипелаг обходила вереница грузовых барж. На самом горизонте пылали в лучах заката плавучие поля ботанических ферм, свет отражался от их пластикового покрытия.
Дом дяди стоял пятым на крайней слева от въезда улице. Милана бывала здесь всё реже в последнее время. Они с дядей виделись в управлении — чаще, чем следовало, по её мнению. Это убивало нужду проведывать его дома, как бывало в последний год её учёбы. Кадеты жили в кампусе, а после окончания она съехала в квартиру ближе к центру города.
Сейчас, после долгого перерыва, Милана неожиданно остро ощутила, как хорошо помнит это место. Помнит — но не таким.
Её впечатление об этих улицах, как ей казалось, навечно останется прямоугольником окна, в которое она смотрела часами. Целыми днями. В детстве.
Почти год после комы она провела в доме. Сейчас она боялась представить, чем казалась дяде. Он ведь старался её растормошить, как-то вытащить из той странной апатии, в которой девочка провела месяцы в больнице и год в доме. Милана могла говорить, но говорила мало и нехотя. Она вспомнила счёт, не разучилась ходить — но всё казалось таким… ненужным. Милана просто таращилась из своей комнаты в окно, целыми днями. Годы спустя она вдруг поняла, что её жизнь в тот период можно сравнить только с цветком на подоконнике.
Но как это по слухам бывает, однажды с цветком что-то случилось. Милана не любила об этом говорить — но не могла не думать. В какой-то момент она спустилась на первый этаж…
Агент собеза притормозила у дома и, пристегнув шлем к рулю, слезла с мотоцикла. Белый дом с гладкими стенами и розоватыми оконными рамами казался воспоминанием. Милана рассеянно оглянулась вокруг, взбегая по ступенькам. Кто-то из соседей дальше по улице избавился от деревьев в саду — она не помнила, чтобы раньше с крыльца было вот так видно всю улицу насквозь.
…дядя только что вернулся с какой-то встречи. Когда девочка показалась в двери, словно призрак, он озадаченно застыл — Милана впервые вышла из комнаты без указаний. И она попросила его рассказать о школе, и о том, что он говорил раньше. О том, что она может жить как прежде. До того, как она всё забыла.
Его растерянное лицо вспомнилось неожиданно остро, когда Милана нажала на кнопку звонка у двери. Раздалась звонкая трель, девушка с усмешкой шагнула назад.
Все эти годы — и она всё равно не могла понять, что её толкнуло на ту просьбу. Наверно, ей было просто одиноко.
Не то чтобы школа сильно с этим помогла. Милана приобрела вкус к… действиям. Но не более. Она хотела занятья хоть чем-нибудь — но осталась замкнутой и молчаливой. Из-за этого быстро выяснилось, что она также чертовски вспыльчива и не боится «запачкать руки». Одну школу пришлось сменить. Под этим знаменем и прошла её молодость в школе, а после в Академии, а потом и год практики в собезе. До самого назначения Миланы Хаммел специальным агентом в Отделе сдерживания и изоляции.
Ответа на звонок не последовало.
— Что за дела?.. — буркнула Милана, заглядывая в окна фасада. — Его нет дома?
Огненные лучи вечернего солнца медленно оставляли крыши домов, погружая квартал в тень. Но хоть профессор Хаммел всегда включал свет очень рано, дом был безжизненно тёмным.
— Ладно. План Б?
Запасной ключ — которым пользовался только дядя, дважды на памяти Миланы забывавший свой пиджак на работе — они прятали в щели деревянных ступенек, сбоку.
Замок щёлкнул, и Милана вошла в старый дом.
— Дядя?
Внутри было темно. Как всегда, в прихожей было чисто, пало свежестью — боты наверняка недавно убрали первый этаж. Милана оглянулась, невольно цепляясь глазами за привычную обстановку. Они не держали фотографий или каких-то украшений, как в семейных домах в кино и вроде того… Но Милана любила что в доме просторно и чисто. Из коридора виднелась кухня где…
Пистолет оказался в её руках, прежде чем Милана поняла, на что реагирует. Задняя дверь, видимая сквозь проход на кухню, была приоткрыта.
Она раскрыла рот чтобы снова позвать дядю, но быстро осеклась — если он не ответил прежде, она только выдаст своё местоположение преступнику. Если они всё ещё здесь…
Ступая бесшумно и с оружием наготове, Милана стремительно осмотрела окружение. Помещения наполняли глубокие тени, но на первом этаже явно было пусто, разве что неизвестный запрессовал себя в чулан…
Агент медленно поднялась по лестнице. Ещё на ступеньках она ощутила чувство тяжести в груди. Но только когда она покинула лестницу и ступила в коридор, из горла Миланы вырвался неожиданно жалобный влажный вздох.
Дверь слева была распахнута настежь. Профессор Хаммел лежал на полу своего кабинета, окружённый тёмным пятном.
Что-то в разуме Миланы немедленно рассекло его надвое. Горький крик отчаяния забился где-то в сознании девушки, загнанный в глубины и не способный немедля бросить её на пол рядом с очевидно мёртвым телом её дяди. Холодный расчёт сотрудника Общественной безопасности заставил Милану медленно пройти к дверному проёму, осторожно осматривая мёртвую зону…
Резкий выпад в лицо отправил агента на пол — удар её не достал, но неудачно отклонившись, она с размаху опрокинулась на спину. Неизвестный развил успех ударом ноги. Закрывшись рукой, Милана сдавленно вскрикнула. Её словно огрели монтировкой.