Взбежав по лестнице, они метнулись от чудовища вправо, и теперь оно оказалось между ними и выходом. А за их спинами находилась дверь на давно обрушившийся балкон.
Павер вдруг зашевелился и стал дергать руками и ногами. Потом, приоткрыв залитый кровью глаз, вполне внятно сказал, что «надо прыгать».
Торкел швырнул его тело назад к Наину и, приказав: «Прыгайте!» — сделал пугающий жест в сторону чудища, потом топнул ногой. Чудовище, приняв вызов, вздыбилось и, завизжав, тоже ударило передними лапами в пол. Прогнившие доски прогнулись и содрогнулись.
Торкел завизжал, передразнивая зверя.
Чудовище в неистовстве завертелось, разнося все вокруг.
Комната содрогнулась. Несущие деревянные балки накренились, дрогнули и поддались. Середина истлевшего, давно прогнившего пола прогнулась. Торкел подпрыгнул, втягивая тварь в ритуал схватки, и оно, довольно завизжав, тоже прыгнуло. И тут пол провалился, не выдержав нагрузки. С грохотом треснули и переломились балки, доски, ломающиеся с сухим треском, встали частоколом, взвилась многолетняя пыль, и пол рухнул, не выдержав веса чудовища, унося в пролом и его самого, и остатки его еды. Позади раздался радостный возглас Наина.
Но радоваться было преждевременно.
Успев уцепиться за край балки, оно ловко подтянуло тело и встало на узкий карниз оставшийся после обрушения настила. Торкел тоже избегнул падения вниз и довольно неловко упал на край стены.
— Куда?!! — заорал снаружи Наин и раздался звук рухнувшего с высоты тела. Видно отчаявшийся Павер решил спрыгнуть вниз без помощи Наина.
Торкел ударил чудовище ногой в голову, ощутив подошвой сапога, крепость пластин, защищающих череп его, и оно чуть не сорвалось вниз. Человек же перебросил тело через край стены и теперь висел на одной руке не в силах подтянуться и без всякого желания совершить безумный прыжок вниз. По всей видимости, удачно приземлившийся Наин, кричал ему снизу, что подстрахует его, но Торкел все никак не мог решиться.
Через мгновение он услышал глухое рычание и обнаружил, что чудовище тоже перебралось через стену и висит теперь на стене неподалеку от него.
Тварь обнажила клыки, словно улыбаясь.
Наин что-то кричал снизу, стоя рядом с телом сорвавшегося до него Павера.
Стала неметь рука, на которой в буквальном смысле слова висела его судьба, и тогда он тоже решил прыгнуть.
Им повезло, что неведомая тварь не последовала за спрыгнувшим Торкелом. Некоторое время оно тоскливо выло, вися на стене и разглядывая людей стоящих внизу, и все щупало лапой нечто находившееся в воздухе, а затем ловко поднялось на остатки крыши и спрыгнуло внутрь. Впечатление было такое, будто невидимая стена не позволила чудовищу выбраться из здания. Им некогда было размышлять над причинами такого странного поведения. Теперь у них на руках был израненный Павер, а им предстоял еще долгий путь.
Потом снова был долгий мучительный переход до Сзреба. Переход, изобиловавший неожиданностями, ловушками и всё возрастающим физическим напряжением.
Они прыгали в кромешной тьме в ямы, не зная, ожидают ли их там, на дне заострённые деревянные колья.
Ускоряя шаг, они в любую секунду рисковали уткнуться грудью в загородки, утыканные копьями; а однажды пробежали мимо скелета, повисшего на высохшем дереве в петле — ловушке — на костях билась по ветру выгоревшая куртка новобранца.
Плато было кладбищем невезучих. Так же, как весь остальной мир был кладбищем для всех остальных. Задачей было лишь отдалить как можно больше момент гибели, и потому не было особой разницы в том, где лежать — здесь, или где-то на краю земли, просто нужно было быть быстрее, проворнее и сильнее.
Простая до прозрачности философия Ордена…
До реки их дошло, как и было обещано, меньше половины. И им запретили разыскивать, хоронить или оплакивать погибших. Это было страшным, очень страшным испытанием, после которого еще десятеро из прошедших испытание в тот же день покинули Цитадель, чтобы разнести по миру новые легенды о безжалостности Рыцарей Черной Розы.
Торкел и Наин появились на месте сбора последними. Торкел, вопреки приказу, нес на себе раненого в живот Павера, а Наин едва ковылял после встречи с певунами.
Фавнер встретил их молча и совершенно проигнорировал Павера. Торкел с Наином заняли свое место в поредевшем строю. Фавнер поглядел на солнце, уже оторвавшееся от горизонта, и скомандовал начало движения. На месте сбора остался северный патруль, с жалостью глядевший на них, но не сделавший и попытки помочь чем-нибудь, хотя один из раненных в беспамятстве орал умоляя дать ему воды.
Они пошли в обход Города, вдоль Сэреба и всю дорогу Торкелу пришлось тащить на себе Павера, которого Фавнер не пожелал замечать.
Стиснув зубы, Торкел шел из последних сил, изнемогая от усталости. К тому же, очнувшийся Павер, так и не сумевший научиться нормальному языку бормотал что-то на ужасной смеси кофальского и общеимперского и Торкел выслушивал, как — «лялюгра хотеть их съесть, а Ульрит умирать очень форосто».
Ульритом он называл Огрита и Торкел не хотел думать, что этот веселый балагур послужил кому-то пищей.
— Помолчал бы, — сказал он, задыхаясь от напряжения, и Павер согласно умолк.
Курсанты выглядели ужасно — кровоточащие раны, переломы, но удивительное дело — едва поднявшееся солнце пригрело их своими лучами, они оживились, ночные страхи и пережитый ужас словно растворились в солнечных лучах и, шедший посередине строя весельчак Тарус, затянул какую-то песню. Все подтянули ее и даже Фавнер, мерно покачивающийся в седле, шевелил губами, явно повторяя слова.
Торкел шел молча — ему не хватало воздуха, Павер был крупноват, и силы его уже были на пределе, но он все время ощущал на себе взгляд Наставника и ни за что не сознался бы в своей слабости.
На подходе к Цитадели Фавнер оставил их в карантинном лагере и поехал доложиться. Прибежавший давно заждавшийся Лекарь опрыскал их какой-то жидкостью и занялся ранами. Смотреть на него после ужасов Города было одно удовольствие, и Тарус даже обнял его на радостях.