Инструкторы Ордена не жалели их, жалость вообще не входила в добродетели Ордена, юноши сроднялись со стихиями и должны были быть ураганом в грозу, ливнем в дождь, смерчем в пламени и волной в море.
Их не жалели, чтобы и они не щадили никого.
Торкелу пришлось по вкусу житье в Цитадели. После нищенского существования в глуши на самом краю Каменного Леса солдатский паек казался роскошным пиршеством, а тренировки, придуманные неутомимыми Наставниками, казались просто игрой. Он был крепок и телом и духом, а Лекарь славно потрудился, чтобы он больше никогда не вспоминал о полученной ране.
Конечно, сначала ему сильно недоставало своего племени, как оказалось полностью уничтоженного сахаларами, но, во-первых, родителей своих он лишился задолго до их нападения, а во-вторых, наставники не впервые сталкивались с проблемами подобного рода и не давали горестным мыслям надолго завладевать головой новобранца.
Год проходил за годом, казарма стала его родным домом, а наставники заменили ему и отца и мать. Изредка он еще вспоминал стойбище на границе Каменного Леса, но все реже и реже.
Он быстро сошелся с остальными новобранцами — такими же мальчишками, собранными со всех сторон Земель, пришедшими сюда сами, или приведенными родителями, или проданными торговцами рабами. Бывшим рабам, кстати, а также сыновьям поселенцев — ветеранов было намного легче, они с малолетства привыкли переносить тяготы и лишения.
Торкелу не самому слабому среди новобранцев поначалу пришлось приложить немало сил, чтобы не выделяться в худшую сторону на их фоне, но природное трудолюбие и упрямство, являющееся почти легендарной чертой его племени помогло ему догнать, а затем и в чем-то даже превзойти большинство из сокурсников.
Он, обладая зорким зрением степняка и твердой рукой, стал первым среди лучников Цитадели своего возраста, а в общих состязаниях уступил лишь рыцарю с самим за себя говорящим прозвищем Ястреб. В состязаниях мечников он уступал по технике многим, но безрассудность его решений в бою и тяжелый удар заставили говорить о нем хоть и с улыбкой, но с уважением.
Орден ценил в своих бойцах лишь одно — верность Цитадели и Уставу. Торкел был свидетелем того, как жестоко карается отступление от положений его. На многое в Ордене смотрели сквозь пальцы, но вместе с тем простейшее недопонимание приказа могло привести к немедленному наказанию.
Это и случилось с Гвендилом, когда он, чтобы скоротать время и сберечь силы во время второго наступления на Русстрим, не полез, как было приказано на отвесные скалы, а обогнул кряж и подвел свой десяток под арбалеты Братьев.
Потери рыцарей составили семнадцать человек и Вождь, устало присевший на телегу, перегородившую выход из ущелья, просто отмахнулся, когда Гвендил подошел к нему.
Торкел, подошедший со вторым эшелоном, не принимавшим участия в бою, видел, как Гвендил снял окровавленные доспехи, сложил свое оружие и, не глядя ни на кого, зашагал по дороге. Вайст бросился его догонять, когда он почти скрылся за поворотом и остановившийся изгнанник с надеждой глядел, как приближается к нему старый соратник, но командир третьего десятка лишь забрал у него пряжку плаща с изображением Черной Розы и тут же повернул обратно.
Уничтоженный позором Гвендил швырнул плащ на обочину и скрылся за поворотом.
Вайст передал эмблему Вождю и что-то долго ему втолковывал, оглядываясь на дорогу, и Торкел услышал лишь последние слова Вождя.
— Не посмеет, а если что — сам знаешь, что делать, но не раньше!
Скорее всего, речь шла о том, что изгнанник слишком много знал об устройстве обороны Ордена и, оскорбленный, мог бы когда-нибудь привести новых друзей на старых врагов, а Вайст предлагал решить эту проблему немедленно. Глупо и некрасиво все получилось.
Вождь в назидание остальным не разрешил выбить на доспехе имя его последнего владельца.
— Вот так! — сказал Фавнер, подходя к остолбеневшим новобранцам.
На плече его висели три трофейных арбалета и штук десять тяжелых поясных кошелей.
— Приказано направо — иди направо, приказано налево, значит налево… нате вот — тащите в обоз — и если хоть одна монетка пропадет…
Позднее, когда забредший на плац командир лучников Бодовиц приказал до блеска начистить коней, лишь подоспевший Фавнер спас несчастных животных от серьезных повреждений и долго втолковывал курсантам разницу между умными солдатами и деревенскими дурнями, каковыми они по его мнению и являлись.
— Фавнер.
— Слушаю, Вождь.
— Как ты знаешь у нас за последние недели много невосполнимых потерь.
— Да…
— Песото… он ведь был твоим другом?
— Да.
— Жаль. Прекрасный был лучник. Так вот… как там смена?
— Учатся.
— Хватит им игрушки играть — не пора ли им в Старый Город?