Кенинская тюрьма. Настоящее время. Тень
Сырость, мрачность, да что там, настоящая тоска бродит по этим коридорам. Свет луны проникает в единственную щель, которая находится где-то под потолком, на какой-то неприличной высоте. По стенам тянутся паутины, забитые пылью настолько, что кажется, старая, обветшалая ткань скрывает эти места от самой смерти. Но смерть приходит в эти подвалы с завидной регулярностью, даже на поле боя она пополняет свои ряды реже, чем в Кенинской тюрьме.
Хотя это место нельзя назвать тюрьмой в полной мере.
Если идти вниз на три пролета, потом свернуть вправо и преодолеть семьдесят метров, подняться на пролет, свернуть вправо, пройти тридцать два метра, свернуть в круглый коридор, подняться на два пролета, пройти три метра, спуститься на пролет, свернуть влево, пройти пятнадцать метров и подняться на тринадцать пролетов, то можно оказаться в самом прекрасном месте царства — в саду «Благолепие».
Но вернемся назад. В тюрьме, все-таки в этих подвалах ожидали своей смерти все преступники короны, сидели не за простые кражи и разбой, здесь сидели за измену царю, за преступления против царской семьи и только те, чья вина была доказана на сто процентов. В этом месте нельзя было оказаться случайно. Перед тем как сюда попасть, обвинители проходили несколько кругов ада, во время которых перерывали столько данных, что легче было подозреваемого просто убить в первую же неделю. Но царь не мог позволить себе подобного отношения. Подданные не поняли бы, осудили, а значит начались бы волнения. Свергнуть царя, конечно, невозможно, но за семьсот лет правления царь проводил в последний путь слишком много своих верно-поданных, и подвести их просто не мог.
Всего десять камер находились в самом укрытом месте, в месте, из которого невозможно сбежать, потому что попасть сюда против собственной воли человек не может. Сама земля наказывает тех, кто оказался в этом перевалочном пункте.
Девять камер были свободны, только двое сейчас находились здесь, только один мог свободно выйти и постараться больше никогда сюда не вернуться. Но у этих двоих осталось слишком мало времени на то, чтобы обсудить все то, что они успели натворить и какие последствия у этих поступков могли сломать жизнь одному и спасти второго.
— Ты опять сидишь на холодном полу, кажется мы это уже проходили?
— Тебе не кажется, что мне поздно волноваться о том, какая болячка попытается меня свалить с ног?
— Что за привычка отвечать вопросом на вопрос?
— Наверно, это стало защитной реакцией.
Двое усмехнулись как старые добрые друзья. Только пол и правда был холодный настолько, что в особо крупных щелях был виден лед.
— Когда настал тот момент, в который тебе пришлось научиться защищаться?
— Не знаю. Мне не удается отследить его и понять, что было сделано не так, что пошло под откос, в чем моя вина…
— Попробуй рассказать… С самого начала. Терять больше нечего. Да и рассказывать мне потом будет некому…
— Мне бы хотелось все рассказать, кому как не тебе? Друг? Враг? Как тебя назвать?
— Тень. Называй меня теперь тень. — Тень усмехнулась. — Когда все это кончится, ты уже не сможешь осудить меня за все, что я услышу, за все мои мысли и выводы. Помнишь? Выйдет ведь только один, и мы оба знаем, чем теперь все закончится…
— Возможно, в этом есть здравая мысль… Только слишком стыдно и странно рассказывать все. Давай отнесемся к этому как к сказке, легенде. Пусть не будет в этом рассказе меня и тебя, только третьи лица. Так будет проще. Ведь теперь я знаю все, что чувствовали тогда люди и нелюди.
— Если ты настаиваешь! Не в моем праве требовать, не в моем положении привередничать.
Голоса затихли. Один собирался с духом, а второму просто не хотелось торопить события. Слишком быстро все было в последнее время, слишком мало времени оставалось для этой беседы.
О чем думал этот второй? О том, что зря согласился идти против собственной воли, или о том, что не довел все до ума. Жалеть было поздно…
Начало…
— Если бы некий автор задумал написать роман или рассказ, или хотя бы сказку, это была бы отрицательная героиня. Она стала бы взбалмошной, привередливой, злой, завистливой, меркантильной, склочной, сильной героиней…
— Эка мы разошлись! — собеседник хмыкнул, но рассказчик это понял скорее по блеску в глазах, нежели по какому-то другому звуку или виду. — Прямо вот и самой отрицательной?
— Да. Самой. — голос стал металлический и второй не решился больше ничего комментировать. — Но у нас нет второй героини, пока. Сейчас же у нас имеется только она. А значит у нее должны быть плюсы. Больше меня не перебивай, знаешь ведь, не люблю этого!
Тень молча покачала головой и превратилась в … тень.
— У нее были и плюсы, куда же без них. Она была милой, не красивой, но притягивающей взгляд. Имела хорошую фигуру, но не скелет, обтянутый кожей! Наверно, кому-то могло показаться, что у нее есть даже лишние килограммы, но ее уверенность в себе сбивала с ног! Она была спортивной, умной, и знала, когда важно прикинуться дурой. Одним словом, она была настоящей женщиной. Обманутой, брошенной, преданной женщиной. Которую сломали, растоптали и выкинули за ненадобностью. Но она встала и стала сильной, но другой. Исчезли доброта и сострадание. Появились хитрость и наглость. А еще иммунитет к красивым особям.
Она жила своей жизнью, не лезла в чужую, но после тренировки ее просто выплюнуло в другом мире. Без спецэффектов и прочей мишуры, прямо из кухни родной квартиры, в тапочках, спортивных штанах, футболке и с ножом в руках. А курица, достаная из морозилки, так и осталась лежать на столе и ждать своего часа. Маша же из кухни прошла прямиком в лес.
В Машином мире осталось много книг, в которых героини и герои попадают в райские условия и их все любят, они становятся правителями, великими магами, спасителями человеческих и не только судеб. Но у Маши было фантастическое невезение. Она очутилась в диком лесу, ей никто не кинулся на помощь — ни принцы, ни волшебные зверушки, ни духи. Она ходила по лесу день, но есть хотелось больше, чем умереть от голода или страха, поэтому по пути она просто рвала траву, редкие ягоды, грибы — червивые и не очень. Она не питала иллюзий на счет разведения огня, будучи девушкой двадцать первого века, она трезво оценивала свои шансы зажечь огонь камнями или трением палок. Отравление перестало пугать уже через несколько часов, потому что последняя еда, бывшая во рту спортсменки, утолила голод еще рано утром, а сейчас была глубокая ночь.
Спать она не решалась, но в какой-то момент тело напомнило о том, что его владелица нифига не супер-герой!