— Так, как выглядят обычно нищие безумные старцы, да еще после тяжелой болезни. Костлявый, заросший, одетый в какие-то грязные лохмотья. Я даже обещал подарить ему новое платье после победы, — Онн удовлетворенно улыбнулся, довольный своей щедростью, — Весь в морщинах, древний, будто сама земля, да еще и кривой на один глаз.
- Ох, светлая Фригг, — Бломме прижала руки к груди, — Брат мой… Или ослеп ты сам? Или разум оставил тебя?
Но Онн уже не слушал ее, он скрылся в шатре и опустил полог: ему еще нужно было созвать ярлов и снарядить отряды к холмам, а Бломме стояла, дрожа от ужаса. Она просила теперь у богов лишь защиты для Гуннара. Пусть они хотя бы хранят ее сына, если ничего больше уже не спасти.
Этой ночью, лежа в шатре рядом с мужем, Бломме задумчиво спросила его:
— Что будет, Олаф? Что будет завтра с нами?
— Я не знаю, — тот пожал плечами в ответ, — Возможно, сражение обернется победой. А возможно, Квентин сильнее, чем мы думаем. И потому я хочу сейчас сказать, что люблю тебя. Сейчас я чувствую это, как никогда прежде!
Олаф повернулся к ней, просунул руку под плечо жены и крепко прижал ее к себе.
— Я тоже, — откликнулась она с ласковой улыбкой, — Я тоже люблю тебя, как и в первый день, когда увидела! И любовь, что живет в моем сердце, говорит, что мы должны помешать этому кровопролитию! Мы должны дать другим людям возможность любить так, как любим мы…
— Все это утром, — прошептал Олаф и поцеловал жену, — Сейчас не будем думать ни о чем! Только о нас с тобой! С тех пор, как я тебя увидел, то и забыл, что в мире есть другие женщины…
Бломме снова улыбнулась и поцеловала его в ответ, а потом провела рукой по его лицу, по его светлым волосам, в которых по-прежнему не было седины.
— Если завтра в бою ты умрешь — я умру вместе с тобой, — прошептала она, — И мы вместе войдем в небесный город. Вместе, как жили! И в той, новой жизни мы снова будем вместе!
— Не говори так! — воскликнул Олаф. — Меня не убьют, верь в это! А даже если и так — сложи мой погребальный костер, но сама живи. Живи ради нашего сына! Ему предстоит быть великим королем однажды, я знаю это! Он объединит все острова и будет править мудро и справедливо.
— Так и будет, — кивнула Бломме согласно. — Верю, что так и будет. Я видела это в рунах. Гуннар станет королем всех островов. Но если тебя убьют — знай, я уйду за тобой. Не останусь здесь одна.
Олаф покачал головой, смущенный словами жены, а после, на время, они, и правда, забыли, где находятся и что предстояло им следующим утром.
Онн тем временем, отправив дружинников расчищать подземные ходы, сидя на шкуре, что была расстелена в его шатре, чистил двуручный меч, натирая до блеска сверкающее лезвие: он всегда делал это только сам, не позволяя хирдманам и слугам прикоснуться к оружию. Сон бежал от мятежного конунга, и, закончив с мечом, он принялся за кинжал, а потом просто сидел, вглядываясь в пламя огня, что горел в наскоро сложенном походном очаге.
Конунг приказал викингам просто расчистить проходы и приготовиться, но не атаковать. Он дал защитникам крепости три дня на раздумья и твердо намеревался сдержать обещание. Ему не нужны смерти тех, кто добровольно согласится служить.
Чья-то рука откинула полог шатра, и на пороге появился старый Хлодвиг-ярл.
Глава 11 Квентин Британский 11.1
Услышав шаги, Онн поднял голову.
— Что там?
— Там какая-то женщина, мой конунг, — ответил Хлодвиг, пожимая плечами. — Молодая. Хочет тебя видеть. Может, кто из замка.
Взволнованный, конунг вскочил на ноги: он вспомнил вдруг, как точно такой же ночью, но много лет назад, откинулся полог шатра и сказали ему о приходе Хэзер. И на миг Онн поддался мороку, поверил, что сейчас, в эту секунду, она войдет в шатер, живая и здоровая, и на его лице вспыхнула надежда. Хлодвиг все понял без слов и отрицательно покачал головой.
— Пусть войдет! — воскликнул Онн, тем не менее.
Тяжело вздохнув, Хлодвиг огорченно потряс бородой и молча вышел, он и сам скорбел по королеве, которую успел полюбить за эти годы. Конунг же продолжал вглядываться в темноту, а потом полог снова приподнялся, и в шатер неслышно скользнула Бертильда. Ее Онн узнал сразу же.
Надежда сменилась разочарованием, разочарование тоской и болью, а мгновение спустя — раскаянием и стыдом.
— Как ты попала сюда? — сухо спросил Онн, отворачиваясь к огню, — Твой дом далеко.
— Лес — мой дом, — ответила женщина. — Любой лес. Здесь тоже есть лес. И потому есть я. Пришла повидать тебя.
Языки пламени отражались в ее колдовских зеленых глазах.
— Я не хочу тебя видеть! Убирайся! — приказал конунг, — Из-за тебя я потерял ее!
— Из-за меня ли? — усмехнулась Бертильда чуть печально. — Хэзер любила тебя. Мне жаль, что она умерла.