— Понимаешь Сакис, бросать службу я совсем не желаю. Зачем? У меня всё хорошо — расстегнув ворот фирменного кителя ещё на одну пуговицу, и вытянул свои длинные ноги Карл. Пруссак был довольно высок метр восемьдесят и худ. Шатен с правильными, но слегка с крупноватыми чертами лица. Мы сидим уже четыре часа за столом в его маленькой квартире, которую он снимает в соседнем от родительского доме. Такой же четырехэтажный дом с остроконечной крышей и такие же маленькие квартиры. Буквально пеналы, а не квартиры. Ширина комнат в таких домах, чуть больше двухметровых окон. Длина три с половиной, четыре метра. Кривые и узкие лестницы в домах до того, что мебель или другие крупногабаритные покупки домой затаскивают через окна. Для этого на чердаке укреплена специальная балка с роликом и выдвинутая чуть впереди фасада дома.
Вначале я постучался в дом к родителям Карла, поздоровался и пообщался с ними минут пятнадцать. Они помнили "того Сакиса" и сразу же уходить было бы невежливо. Они мне и подсказали, что мой друг стал важным человеком, получил звание гауптмана (капитана) и является начальником поста стражи на каком-то участке границы. Не таможенником, а именно стражи, наподобие пограничников и полиции в одном лице. Где это находиться я не понял, но тут всё рядом. Потом объяснили, где он сейчас живёт.
Радость встречи была взаимной. Вспоминания затянулись на долгие три с лишним часа, и только потом Сакис сделал предложение Карлу. Пруссак переспросил интересующие его моменты и вынес своё решение.
— Карл, Европа опять двигается к большой войне. Неужели ты хочешь рисковать собой и своими близкими? — задаю вопрос.
— Я военный — начал Карл.
— Военный, не значит дурак — перебиваю его. — Ради чего ты должен будешь воевать? Ради того чтобы англосаксы нагнули под себя весь мир?
— Почему ты в этом так уверен?
— А вот посидишь и поразмыслишь и тоже придёшь к таким выводам. У меня в плену на это много времени было. Американцы и англичане вкладывают огромные деньги в Германию. Ты смотрел котировки акций и годовые финансовые отчёты правительства Германии?
— Да нет. Ты же знаешь, меня это не очень интересует. Да и нет у нас таких денег, чтобы покупать акции предприятий. Мы со всеми долгами тоько-только расплатились. Вот сейчас я стал больше получать… хоть семье стало легче — ответил медленно мой друг.
— А мне дома отец в своё время это хорошо объяснил — "давлю" на пруссака.
Мы помолчали некоторое время, думая каждый о своём. Карл должен сам осознать опасность и посоветоваться и обсудить всё с семьёй. Только тогда он, возможно, и примет моё предложение.
— Давай так. Я постараюсь найти тебе надёжных людей, каких ты просишь и если ситуация будет развиваться как ты рассказал, я приму твоё предложение.
— Только Карл — внимательно смотрю на него. — Люди должны быть надёжными, желательно не чистые немцы и профессионалы. Набери людей и сделай из них отряд морской пехоты, человек двадцать-двадцать пять. В общем надо хороших наёмников, которым чужды расовые предрассудки и политические взгляды. Общаться придётся много и со всякими разными… и я не желаю проблем на пустом месте. Обговариваю, как я вижу организацию и структуру и задачи этого подразделения на судне.
— Я тебя понял. Но быстро не получится…и нужны будут деньги.
— Быстро и не надо. Но к следующей весне отряд должен быть. Я завтра передам тебе деньги… э — как передать? Завтра ведь мой друг будет на службе.
— Я сам приеду к вечеру к тебе в гости. Интересно же посмотреть, что у тебя за корабль? — удивил меня Карл.
Дальше опять разговор сместился на воспоминания. Так мы и "прыгали" с одной темы на другую.
В это время на Большой Лубянке 2, кабинет Менжинского.
В 1926 году в здание бывшего страхового общества "Россия" наконец перебрался Центральный аппарат ОГПУ, выселив всех остальных квартиросъёмщиков в этом здании. Это ещё не то здание, а вернее два здания, к которому мы все привыкли. Только в сороковых годах пройдёт реконструкция, где строение приобретёт такой привычный вид человеку 20 и 21 века.
На кожаном диване лежал Вячеслав Рудольфович Менжинский и смотрел на Сталина, который сидел за столом и читал папку с документами. Рядом на столе лежали ещё несколько папок с документами, которые затребовал Сталин. Данные расследования по бегству Петерса и Ягоды были такими, что у Менжинского опять прихватило сердце, и он вынужден был вести разговор лежа.
— М… — а потом последовали ругательства на грузинском языке от Сталина.
— Что? — попытался подняться Менжинский.
— Лежи, лежи. Надо дать тебе отдых, чтобы ты подлечил своё сердце… в Минеральные воды или в Кисловодске. Но такие дела… — проворчал Сталин, сжимая трубку. Курить он в присутствии больного Менжинского не решился.
— Даже не знаю, как так получилась. Ну, ты же знаешь сколько Гаухманн (Свердлов) притащил своих родственников и подельников во власть. Вот они и… — виновато Менжинский.
— Да никто тебя не винит. Это ещё Ленин назначил его главным кадровиком и был поставлен председателем ВЦИК Советов рабочих и солдатских депутатов. А Свердлов та ещё сволочь[6]. Помнишь, как после покушения на Ленина он первым прибыл в Кремль и занял его кабинет, подмяв под себя Совнарком, ЦК и ВЦИК? — махнул рукой Сталин, призывая Менжинского лечь обратно на диван.
— Помню — вздохнул тяжело Вячеслав Рудольфович.
— Еле от него избавились, а то бы он таких дел натворил — Сталин.
— И что теперь? — Менжинский.
— Значит, Петерс с Ягодой удрали в Прибалтику, а оттуда в Лондон? — переспросил Сталин. — А как они деньги награбленные переводили из СССР?
— Пока ещё не очень понятно, пытаемся выяснить. Доподлинно известно, что часть осела в швейцарских банках. Ну и часть наверное, в "Кун, Лейб и К" с небезызвестным тебе банкиром Якобом Шиффом — Менжинский.
[6] Тихий голос Свердлова, внушал ужас многим его современникам, зная его патологическую жестокость и во много раз больше, чем истошные крики Ленина. Именно этот человек единолично принял решение и передал приказ об убийстве царской семьи вопреки решению ЦК партии и ни с кем не посоветовавшись. Именно он развязал чудовищный красный террор. Именно он стал инициатором так называемого "расказачивания", когда было зверски убито, в том числе закопано заживо, около 1 миллиона донских казаков, включая женщин и грудных детей. До марта 1919 года не было ни одной кровавой глобальной акции большевиков, инициатором который не был бы Свердлов. Недаром его называли "мозгом партии". Отличался феноменальной памятью.