Но раненая рука предательски подломилась. Лайнус упал носом в песок, рефлекторно вдохнул и судорожно закашлялся, выплевывая набившуюся в нос пыль.
Все плохо. Песка еще больше стало, совсем как во сне. Если так продолжать и дальше, все так и закончится. Надо успокоиться и подумать, ведь панцирь с шакала можно снять несколькими способами.
Лайнус снова перевернулся на спину и щелкнул мультитулом. Нашарил на стыке крышки и ящика петли, сделал два глубоких вдоха…
А вот это уже зря. Перенасыщенный влагой воздух не пошел в легкие, вызвав новый приступ кашля и головокружения. Несколько минут пришлось лежать, приводя дыхание в порядок. Что там дальше надо делать?..
Ах да, мультитул…
Снова нашарив на боковой стенке винты, держащие петли крышки, Лайнус подцепил один пассатижами, и принялся выкручивать. За десятки, а, вернее, сотни лет винты буквально прижарились к петлям, дело шло с трудом. Хорошо хоть краска, не иначе ради защиты от коррозии нанесенная, слезла в секунду, давая насечкам пассатижей хорошую опору в виде чистого металла.
Сдирая обожженную кожу с ладоней, скрипя зубами и шипя от боли, Лайнус налегал на мультитул, насколько позволяли габариты ящика. Медленно, но верно резьба скользила по резьбе, винт выкручивался, пока, наконец, не выпал, утонув где-то в песке. Перерыв бы сделать, но лучше не надо — только расслабишься и отвлечешься, боль накинется с новой силой. Так что не жаловаться, а работать! Начало положено, осталось всего ничего… Всего одиннадцать раз по столько же…
В ящике становилось все душнее. Тяжелая работа заставляла дышать чаще и глубже, и, как ни боролся Лайнус с организмом, через десять минут песок на дне уже ящике уже на половину глубины, наверное, пропитался потом. Пришлось все же сделать перерыв. Потом — еще один. И с каждым разом они становились все продолжительнее.
Второй болт, третий. Достаточно было выкрутить только половину петли, но эта мысль пришла в голову только когда пассатижи ухватились за шестой винт. Снова застонав, но уже вслух, Лайнус в который раз проклял сам себя, и, насилу развернувшись в ящике, принялся за вторую петлю.
Воздух становился все тяжелее дышать приходилось через раз, глубокими меленными вдохами, на выдохе налегая на мультитул. Обгоревшая кожа на ладонях кончилась, потекла кровь. Мультитул едва держался в мокрых руках, но Лайнус, сжимая зубы так, что, казалось, сейчас рассыплются кальциевой крошкой, крутил и крутил стальную карусель.
То ли ржавчина все же сделала свое дело, то ли металл оказался с дефектом, но последний, буквально отделяющий от свободы, болт при рывке крякнул…
И вывалился прямо на голову, оцарапав острой гранью слома.
Лайнус подобрал его и принялся тупо крутить левой рукой, пока правая на автомате вхолостую мотыляла инструментом. Болт как болт, как остальные, только короче втрое. Наверное, обломившаяся часть осталась в петле, и хрен ее теперь оттуда достанешь.
И вот тут-то дошло…
Лайнус шумно и быстро втянул воздух в легкие, в голове моментально помутилось. Дрожащими руками, непонятно на что надеясь, Лайнус ощупью нашел слом и с третьей попытке приставил туда огрызок винта. Крутнул, чувствуя, как стальные грани скользят друг по другу. Но нет, не срослось. Почему-то…
И во второй раз — не срослось. Убрав в чехол мультитул, Лайнус принялся тыкать болтом в стену, зверея от каждой неудачной попытки.
Почему он не прирастает?! Почему не приваривается?! Почему не приламливается как отломился?!
Руки все тыкали и тыкали стальным огрызком в петлю, из горла рвался звериный рык, в конце концов, болт вырвался из ладони и упал на песок.
Лайнус бросился следом. Ударился о стенку, кинулся прочь, врезался в другую. Вперед, назад — везде стены! Путь есть только наверх!
Руки и ноги снова уперлись и с криком, перекрывшим боль, страх и собственный разум, Лайнус ударился спиной в крышку. И еще раз. И еще раз! И с каждым разом она приподнимается и впускает песок и свет. Свет! Надо пробиться к свету! Сильнее!
Громкий хруст и боль. Дикая боль.
Задыхаясь, Лайнус рухнул на песок. Теперь уже точно не осталось на теле ни единой точки, которая бы ни болела. И запредельная боль вырубила безумие, как предохранитель, защищающий от опасного напряжения. И теперь осталась только одна надежда на спасение.
Надежда на то, что громкий хруст означал перелом ножки болта, а не позвоночника.
Повернуться на спину заняло полчаса. Меньше, конечно, но казалось, что именно столько. Упереться руками и ногами — еще минут десять. Сорок — на то, чтобы запасти в легких жалкие остатки кислорода.
И одно, растянувшееся в вечность, мгновение рвущихся от натуги мышц, истошного крика и раскаленного песка, стремящегося обездвижить, затянуть, остановить, похоронить… Успокоить… Упокоить…
Но хрена лысого! Болт все же переломился, крышку удалось сдвинуть в сторону, и, борясь с песком, выбраться из кургана тоже удалось! Как именно выбирался — память отказывалась сообщать. Но длинные, горящие на солнце царапины на спине и груди, ясно давали понять — отчаянно выбирался. Изо всех сил.
Лайнус сел, привалившись спиной к наполовину занесенной песком стене и засмеялся, хекая, хрюкая и давясь нахлынувшим горячим, но свежим и живительным воздухом. Расплываясь в глазах, из песчаного холма торчала вставшая поперек зеленая деревянная доска, будто надгробный памятник. Над могилой, в которой нет тела.
— Я все-таки сдох! — выл Лайнус. — Слышишь, тварь, твоя взяла, ты меня убила! Не подошел я тебе, чтоб тебя сдуло!
Скажи кто, что еще два дня назад он самостоятельно рвался в Пустошь в поисках приключений, Лайнус искренне назвал бы этого человека психом. Как можно стремиться туда, где тебя ожидала и дождалась-таки смерть в десятках различных вариаций? И, останься во рту хоть капля слюны, плюнул бы, как пить дать, плюнул на раскаленный песок, но целясь в душу проклятой стерве.
— Тварь… — выдохнул Лайнус, прекратив истерить. — Вот же тварь…