— Отдышался? — спросила девушка.
— Нет, еще хуже стало, — Тарас поднялся, уперев руки в колени. Его заметно пошатывало, он дышал с хрипотцой.
— Ну и вонь тут…
— Это ты еще в нашей воде не мылась, что из крана течет, — попытался усмехнуться рабочий, но у него не вышло.
— А что не так с вашей водой?
— То, что в ней сначала моются ученые, потом солдаты, и только после этого она попадает к нам.
— Бред какой-то, — возмутилась Энни. — Никогда не поверю.
— А и не надо. Доказать это я уже вряд ли смогу. И это ты еще не знаешь, чем нас кормят. Ты в курсе, что в рабочие кварталы регулярно прибывают обозы с перемороженной бульбой? Той самой, из которой обычно делают спирт?
— Нет. А зачем она вам? Для повторной переработки?
— Конечно! Вот только перерабатывают её рабочие своими желудками. Варят, а потом перерабатывают! Нормально? Достаточно эффективное использование сырья?
— Она несъедобная, вы бы умерли от отравления, — спокойно сказала девушка.
— Конечно несъедобная. Если в чистом виде. Но человек — существо изобретательное. Вот мы и придумали, что было бы неплохо разбавлять тот клейстер чем-то по-настоящему съедобным. Скажи, сколько хлеба не доедает в среднем один солдат за обед?
— Солдаты вычищают все, что им дается. В корзинах остается только то, что покрыто плесенью, но такие продукты отправляются на свинофермы.
— Это вам на уроках говорят? Заучка долбаная… — Тарас явно начал забываться, но это был тот момент, когда все простительно. — Хлеб, что остается в корзинах, идет к нам. Вперемешку с бульоном из «несъедобной» бульбы мы жрем то, что осталось после солдафонов. Как думаешь, сколько грамм чая приходится на душу населения? — продолжал свой натиск рабочий, но потом просто махнул рукой. — Да что с тобой говорить… Ты бы такие банки себе не накачала на наших помоях.
Вновь наступила тишина. В отдалении прошла дрожь, хорошо знакомая спутникам — что-то громадное неустанно бурило землю.
— Интересно, откуда их взялось столько? — спросила сержант, всматриваясь в потолок, будто там можно было что-то рассмотреть.
— Скорее всего они были рядом. Ждали, когда рухнет купол. Он ведь не мог защищать нас вечно.
— Откуда ты это знаешь?
— Знаю. Я среди рабочих оказался не потому, что умом обделен. Как раз наоборот, — Тараса вдруг пробило на откровения. — Решил поступать, готовился каждую свободную минуту, никогда не тратил время на что-то, кроме самообучения. Я знал программу на пять с плюсом, но не смог поступить.
— Экзамен оказался сложнее, чем ты ожидал?
— Нет, просто у кого-то есть привилегии, а у кого-то их нет. Вот и все. Моя мать работала на фабрике, отец — в поле.
— Глупости какие. Я тоже из простой семьи, и тоже готовилась. Поступила в военное училище с первого раза. А ты почему во второй раз не попробовал? — Энни явно не очень нравился образ мышления собеседника.
— Есть такая печать в паспорте: «Белый пропуск», — начал объяснять рабочий, но девушка его перебила.
— Я такой знаю. Он запрещает повторную сдачу экзаменов. Но что ты такого сделал?
— Спросил, почему никто не вернулся здоровым от рака из их чертовых лабораторий.
— Хм.
— А потом решил сам посмотреть, что они там делают в своём сверхсекретном комплексе. И залез туда. Как раз через этот тоннель. И меня, конечно же, поймали. И очень жестоко наказали, направив меня в рабочие. И это несмотря на безупречно сданные экзамены!
— Ну, тут ты сам дурак.
— Да это не я дурак! — вспылил вдруг Тарас. — Это ты дура, раз считаешь, что мир поделен на правильное и неправильное! Сколько людей сгинуло в лабораториях Сандера? Тысячи? А что он явил взамен? Новый вид удобрения? Мы звали этого старого мудозвона отцом Города и надеялись, что благ будет становиться только больше! И ведь кто-кто, а именно Лукас произносит слово «справедливость» чаще, чем все остальные. Но вместо улучшений мы получили разделение на отбросы, элиту и сторожевых псов, что охраняют границу между этими двумя классами… И пока одни копаются в дерьме и питаются помоями, другие давятся мясом и вином. Вот скажи, это справедливо?
— Ну смотри. — Терпеливо произнесла девушка. — Я сильная и очень ловкая, и я воюю. Те, кто намного умнее меня, стали учёными. А вот те, кто не блещет ни умом, ни ловкостью и силой, те приносят пользу так, как могут, работая на полях. Разве было бы справедливо, если бы люди с интеллектом рабочих работали в лаборатории? Что бы они там делали?