— И я об этом. Ладони тоже обмотай. И водой полей. И не лезь внутрь, в замкнутом пространстве будет еще жарче.
— Ты вообще когда-нибудь такое видел? — Кроу обматывал ладони длинными лентами, которые Анри нарезал из тряпки.
— Ты про светящиеся камни и расплавленную баржу? Нет, никогда.
— Тогда все еще страннее, чем я думал, — Кроу зубами затянул бинт на ладони. — Я пошел.
— Внутрь не лезь! — крикнул вслед Анри.
Коридоры, палуби, люки, двери, небо…
Кроу дернул рычаги крыльев, едва над головой появилось небо. Взлет, раз касание, два касание, верх надстройки, толчок — и огромный, на полторы сотни метров, прыжок к барже.
Чтобы не накручивать себя, чтобы не думать о температуре…
Ф-ф-ф-у-у-ух…
Лицо обдало жаром, горло моментально пересохло, несмотря на мокрую тряпку. Заболели глаза, ресницы будто обуглились, но Кроу продолжал следить — парящая палуба приближалась. Металл громко скрипел, остывая в прохладе ночи, но пройдет еще много часов прежде, чем его можно будет коснуться.
Столько времени нет.
Кроу приземлился на фальшборт, сложил крылья и низко присел, гася инерцию. Секунду ловил баланс и застыл на тонких перилах, осматривая палубу. Несколько секунд — и стопы начало припекать. Надо торопиться.
На палубе пусто, внутри скорее всего тоже — через несколько проплавленных и палубе и бортах дыр было видно бушующее внутри синее пламя. Разумеется, газовые резервуары баржи рванули первыми, где-то выбило заплатку на стене гондолы или прохудилась магистраль и теперь горящий газ под давлением бил струями жидкого огня. В трюме баржи не мог выжить никто.
Зато мог — в надстройке. В самой высокой части, которая дальше всего от огромной температуры.
Ноги уже ощутимо припекало, Кроу снова дернул рычаги и взлетел вверх — к самым высоким окнам надстройки. Этаж, этаж, этаж, крыша…
Руку в кулак, нажатие кнопки на ладони, шипит второй газовый патрон из пяти, крылья складываются, ноги встречают крышу, кувырок…
Черт, как горячо!..
Кроу выругался, резко вскочил на ноги и снова дернул рычаги, взмывая в небо и зависая над надстройкой.
Ни хрена тут не прохладнее, а совершенно так же, как внизу, там, где бушует газовое пламя!
Так, но ведь пламя бушует ближе к носовой части… А надстройка все же ближе к корме, может, та ее часть, что максимально удалена от носа — прохладнее?
Кроу скорректировал снижение и, не закрывая крыльев, аккуратно стал спускаться с другой стороны надстройки. Спуск шел очень-очень медленно — горячий воздух так и держал тело в воздухе, не давая ему нормально опуститься. Жар обжигал лицо, тряпка давно уже высохла, но сейчас дергаться за флягой, плескать себе на голову значит сбить траекторию спуска, и кто знает, где она закончится — а если в одном из проплавленных в палубе отверстий?
Мимо лица медленно проплывали этажи надстройки — первый, в котором даже стояли целые стекла, но за ними ничего не было видно. Второй, в котором была лишь половина, и можно было рассмотреть обугленные и потерявшие форму рабочие посты. Третий, в котором стекол не было вовсе, и там…
И там рядом с лежащим на боку наполовину обугленным вращающимся стулом и оплавленной, потерявшей форму, радиостанцией, лежал человек.
Рука сжалась в кулак, крылья сложились, Кроу ухватился за край оконного проема — сука, как горячо! — и запрыгнул внутрь. Сразу схватил флягу, скрутил крышку, полил голову, смочил горящие ладони, ткань на которых почернела и обуглилась, и только потом подбежал к человеку.
Он был жив. Пока жив. Но единственное, что еще держало его в этом мире — сила воли или желание поделиться, или что-то еще. Что-то, что не связано с работой организма. Потому что от организма почти ничего не осталось. Все волосы сгорели, лицо покрыли волдыри, глаза закрыты — скорее всего, их уже нет. Одна рука неловко подвернута под спину так, как у здорового человека не могла быть подвернута в принципе, вторая держит в ладони рацию радиостанции с оплавившимся, но еще целым проводом.
Во время передачи он ошибся. Не в пальцах было дело. А в расплавившейся рации, которая спаяла их воедино.
— Ангел-один капитану! Я нашел человека!
— Что?! Живого?! Я выдвигаюсь немедленно!
— Нет, сюда не проникнуть с поверхности, только сверху, я и так едва смог!
— Доставь его к нам!