Катя припомнила слова Ольги о том, что Иван почти не помнит своего прошлого в результате сильной психофизической травмы. Девушка не раз пыталась осторожно расспросить Хати о детстве, о родных, но парень всегда переводил разговор на другую тему или отшучивался. «Русалка оставила на берегу, а Коротков воспитал…» Даже фамилия у Хати была новая, он сам ее выбрал полгода назад и теперь в документах значился как Иван Алексеевич Волков.
«Хоть одну родню указать, раз другую не знаю» — грустно улыбаясь, пояснил парень Короткову. Начальник «Северного» испытывал к Хати особую симпатию и привязанность. С этим парнем было легче найти общий язык по сравнению со вспыльчивым Медведем и молчаливым Барсом. Алексей Викторович искренне любил Ивана. Как младшего сына, из всех троих Алексеевичей, что проживали на вверенной ему территории.
— … ты знаешь, я когда рано утром убежал от тебя, то вплавь до другого берега добрался. И мне почудилось, что в воде рядом со мной плыл кто-то еще. Представляешь? Может, русалки вернулись на наше озеро?
— Почему бы и нет, раз там теперь такой добрый молодец объявился… Да еще Ванечкой звать! Заманиваешь меня новой сказкой, да? — с закрытыми глазами улыбнулась Катя, — а, я еще в детстве такие стихи придумала, вот слушай:
— В прежней жизни я была русалкой,
Королевой омутов ночных,
Или согрешившею весталкой,
Чей позор спит на губах твоих.
Я была женою фараона,
Только душу слабую губя,
Я спускалась с золотого трона
И в ночном саду ждала тебя.
А, быть может, прошлое рабыни
Где-то глубоко в себе таю,
Только знай, с дней давних и поныне
Я тебя лишь одного люблю.
— Красиво сказано, — похвалил Хати, — а я в прошлой жизни был Волком. Я его даже видел.
Катя слушала мужчину, затаив дыхание, весь ее сон вдруг пропал.
— …Он был на Старого похож, только крупнее и весь седой какой-то, словно в муке извалялся. А глаза у него были спокойные, даже равнодушные, уставшие такие глаза. Он лежал в клетке, напротив моей и мы смотрели друг на друга, он через свои прутья, я — через свои. А потом я услышал в голове слова, нет… даже не услышал, а просто догадался… «Я уже стар, а ты молод и полон сил. Я скоро уйду, а ты останешься жить и будешь жить очень долго».
Хати замолчал, глядя в потолок. Катя приподнялась, обняла его за шею, прижалась щекой к щеке.
— Я бы хотела тебе помочь, я бы все для тебя сделала! Только скажи…
— Ты мне уже помогла, ты меня нашла.
— А сам ты больше не исчезнешь? Не убежишь от меня?
— Нет, ни за что! Катя, я же к тебе вернуться хотел почти сразу же, только… Мне надо было немного одному побыть. Я же не знал, что ты уедешь так внезапно.
— Всего-то на несколько дней! Правда, я так переживала, что не увиделась с тобой до отъезда. Я хотела объяснить…
— Брок сказал, ты из-за меня плакала… Я не мог ждать ни дня! Вот и нашел тебя здесь. Девочки дорогу подсказали, Лиза одела… Знаешь, как они меня провожали вчера? Словно космонавта в полет на Луну. По секрету от Короткова, кстати.
— А ты знаешь, Хати, на Луне ведь еще никто не был. Это уже весь мир понял. Американцы всех обманули, сняли фильм в павильоне, будто бы смогли слетать на Луну и вернуться обратно. Так что, Луна по-прежнему, еще недоступна. Я думаю, Россия и здесь будет первой. С нашими-то космическими технологиями. Это на земле мы дороги строить не умеем, зато в космосе уже порядком освоились.
— Может, дети наши полетят? — засмеялся Хати, закидывая руки за голову.
— Может… — неуверенно пробормотала Катя. «Будут ли, вообще, у нас дети…»
В это самое время о детях, да и о самой Кате Пермяковой думал еще один человек. Правда отношение к девушке он теперь имел весьма косвенное. На душе у Антона было мутно. Он только что приехал из аэропорта в свою уренгойскую квартиру. Прошел в темную кухню, налил себе Хенесси и пил обжигающий коньяк маленькими глотками, согревая бокал в руках.