Я хотела пойти в Дом печати пешком — он находится не так далеко от интерната. Но когда я хотела выйти из двора, часовой у ворот спросил, куда я иду. Он посоветовал мне подождать десять минут и поехать в Дом печати на машине, потому что туда как раз собираются отвезти вещи и документы. В итоге я поехала с ними. По пути заметила, что в центре трупов на улицах нет. Военные мне объяснили, что есть отряды, которые убирают мертвецов с улиц и квартир и отвозят их за город, где закапывают в больших могилах. Нужно успеть убрать большинство трупов в городе до конца зимы, иначе они начнут гнить на тепле, и дышать в городе станет невозможно.
В Доме печати посмотрели на моё направление и отправили меня в отдел регистрации и учёта на пятом этаже, сделав приписку на удостоверении, что я здесь буду работать. Это было удивительно: после месяца темноты и холода я вдруг попала в настоящий офис! Тут есть электричество (не слабое, как в интернате, а настоящее), и компьютеры, и принтеры, и батареи работают на всю мощь… Впрочем, мне сразу сказали, что ТЭЦ и котельные работают в режиме очень строгой экономии, так что в Доме печати можно рассчитывать на такой рай, потому что здесь военные сосредоточили почти всё управление городом. Есть ещё несколько зданий, куда дают свет и тепло, но там всё по минимуму.
Честно говоря, сначала я растерялась — на пятом этаже на первый взгляд была полная неразбериха: все бегали вперёд-назад, везде валялась куча бумажек, постоянно приходили какие-то люди и требовали выдать им то и это — какие-то справки, данные и т. п. Когда главная по отделу Зульфия Абаевна (надеюсь, я правильно написала её отчество) посадила меня за компьютер и сказала, что я буду вести учёт продуктов, я испугалась, что так ничего не пойму и меня наругают. Но Зульфия Абаевна оказалась очень милой — она постоянно подходила ко мне, как только выдавалось время (а дёргали её часто), показывала, что и как нужно делать, отправляла ко мне других, чтобы они мне тоже помогли. К вечеру я более-менее разобралась: там стоит программа «1С», в которую нужно заносить записи о новых найденных продуктах, а потом помечать, что они закончились или испортились, если приносят соответствующие бумажки. Вроде всё просто, главное — запоминать номера бумажек и искать по ним в компьютере. Ну, я пока именно так поняла. Может, потом, когда я стану более опытной, меня научат и другие вещи делать.
О тех, кто работает в нашем отделе, писать пока не буду, потому что устала, да и не успела вчера толком со всеми перезнакомиться — вся была в работе. Бездельничать там не дают, постоянно приносят новые бумажки. Зульфия Абаевна сказала, что наша работа очень важная: пару недель назад, ещё до того, как военные наладили учёт, везде был полный бардак, а сейчас можно хоть как-то управлять городом. Так что лениться нам нельзя. Да я и не собираюсь — насиделась за прошлый месяц.
Так, что ещё? Ах да, меня устроили на второй этаж Дома печати, тут что-то вроде гостиницы для тех, кто работает в здании и не должен надолго отлучаться. Вечером кормили хорошо: хлеб, картошка с котлетами, масло, даже леденцы. Меня отпустили в 10 часов вечера, и я съездила с очередной машиной обратно во двор интерната. Марта не появилась, хотя я ждала её почти час. Надеюсь, сегодня нам удастся встретиться: мне ужасно интересно, как она там.
3 февраля
Прости, что не пишу каждый день, дорогой Дневник — устаю на работе так, что хоть на руках выноси. Но сегодня что-то проснулась раньше всех и не могу уснуть, так что сейчас самое время поделиться с тобой впечатлениями.
Сначала плохая новость: Марту за всё прошедшее время я так и не увидела. Как уехала в комбинат питания, так и пропала, хотя в первые два дня работы я ходила в интернат, как мы и договаривались. Хотела съездить на сам комбинат, но туда машины ездят в основном по утрам, чтобы забрать продукты, а я в это время работаю. Надеюсь, скоро всё-таки пересечёмся, а то так и потеряться можно.
На работе полная загруженность с утра до вечера. Бумаг всё больше, потому что выживших тоже становится больше — каждого надо учитывать, включать его в план питания, заселения, трудоустройства и т. д. Из-за того, что я в математике не очень, сначала я «плавала» по части всех этих сумм и процентов, но теперь более-менее разобралась. С одной стороны, напряжёнка жуткая, но это лучше, чем сидеть в доме Марты — теперь, просыпаясь утром, я знаю, что мне есть чем заняться, есть с кем поговорить, и что моя работа помогает людям.
Я теперь отвечаю не только за учёт продуктов — Зульфия Абаевна ещё поставила меня на учёт собранных трупов и их «утилизации» (они так это называют). Я не хотела этим заниматься, но З. А. на меня рассердилась и сказала, что не время капризничать, когда людей не хватает. Наверное, она права, тем более что нам приносят только бумаги с числами, но всё равно как-то это мерзко. Но я молчу — не только мне сейчас тяжело. Стараюсь смотреть на все эти документы просто как на числа и подписи.
Кстати, я теперь всё-таки не совсем одна: вчера ко мне в помощь приставили девчонку, которую зовут Лена Рыбкина. Ей всего тринадцать, она совсем недавно присоединилась к выжившим, а до этого сидела в квартире с мёртвыми родителями, ела консервы, которые они успели запасти. Худая просто жуть, кожа да кости, совсем изморенная. Но девочка смышлёная: я её за день успела научить между делом почти всему, что умею сама. Надеюсь, теперь, когда нас двое, справляться с работой будет легче.
Так, уже подъем, а я толком не успела ничего написать. Ладно, продолжу потом, а сейчас — на завтрак.
4 февраля
Доброе утро, Дневник. Сегодня я опишу своих коллег. Я с ними более-менее познакомилась и уже не путаю их, так что теперь можно.
Начальница нашего отдела — Талеева Зульфия Абаевна. Хорошая тётенька. Напоминает мне нашу школьную директрису Ирину Семёновну, такая же строгая. Может и наругать, но только по делу. Пару раз мне тоже попадало, но я не обижаюсь. Вообще, все у нас её очень уважают, говорят, что она вначале почти в одиночку держала весь отдел — тогда даже военные не думали, что учёт так важен, и людей не давали. Потом до них дошло, и они стали бегать к ней каждую минуту.
Замов двое — Ирина Антоновна (фамилию пока не знаю) и Иванова Анна Рудольфовна. Они помогают З. А., разговаривают с приходящими военными, дают мне и другим задания. Я с ними особо не разговариваю, но вижу часто. Ирина Антоновна какая-то истеричная, чуть что, начинает орать, она мне не нравится. Анна Рудольфовна, наоборот, очень спокойная, такая себе тихая бабуля. Если мне надо что-то сказать замам или спросить, я подхожу именно к ней. Да и не только я. Но вообще, я понимаю Ирину Антоновну — работа у замов нервная, приходящие к нам люди бывают разные. Если бы я была на её месте, то наверняка тоже начала бы истерить.
Самый незаменимый человек после замов, наверное, наш компьютерщик Петя. Фамилию я не знаю, все его называют просто Петя, а удостоверение у него я не спрашивала.:-) Он очень молодой, по виду чуть старше меня. Постоянно весь в делах, бегает по всем этажам, устанавливает программы, чинит компьютеры и принтеры. Когда разговаривает, так быстро говорит, прямо тараторит, сложно слова расслышать. Он не только в нашем отделе работает, а почти во всём Доме печати, но чаще всего его вызывают к нам, потому что у нас компьютеров больше. Зульфия Абаевна его очень уважает, называет ласково «Петенька», никогда голос на него не повышает. Анна Рудольфовна позавчера во время обеда рассказывала мне и девчонкам, что Петя сам всё тут делал. Сначала тут было вообще пусто, а Петя попросил военных отвезти его в склад компьютерного магазина, нашёл там всё нужное, сеть протянул, «1С» поставил, а теперь собирается сделать сеть не только в Доме печати, но и между зданиями. В общем, весь такой крутой хакер.
Остальные коллеги — девчонки вроде меня, нас называют просто «сотрудницами отдела». Я, Ленка, Тамара, Инна, Оля, ещё одна Оля (постарше), Алёна, Таня, Лана, Вика и ещё одна новенькая, которая пришла вчера после обеда (кажется, тоже Таня) — вот и все мы. Вроде никого не забыла. Парней нет вообще, их отправляют на уличные работы (Петя — исключение, потому что других хорошо разбирающихся в компьютерах людей нет). Начальница и замы распределяют работу между нами одинаково, так что нельзя сказать, что кто-то из девчонок стоит выше, кто-то ниже: просто работаем по разным направлениям. Правда, я по секрету думаю, что мои направления одни из самых важных, но об этом тс-с-с: нельзя начать смотреть на других свысока. Мы все делаем нужное дело, как одна семья.
6 февраля
Вчера наконец-то встретилась с Мартой! Она сама приехала к нам днём на машине, которая ехала из комбината в Водоканал (она проезжает мимо Дома печати по пути). Прибыв, стала спрашивать внизу Катю Громову, и её отправили к нам. Слава богу, у меня сегодня было чуть меньше нагрузки, чем обычно, так что я смогла с ней поговорить в коридоре сразу, не дожидаясь обеда.
Выглядит Марта хорошо — лучше, чем неделю назад. Кажется, немного отъелась, но это понятно — в комбинате же работает!:-) Говорит, у них тоже работы завались, нужно готовить еду для всех. Но, в отличие от нас, у них людей хватает, так что можно даже вот так отлучаться с разрешения начальницы. Марту отправили в пекарню, и она жалуется, что скоро лопнет от жары всех этих печей. Щеки у неё и правда были красные, как будто она с утра в парилке лежала. Но настроение у неё хорошее — говорит, коллектив нормальный, и желание работать есть.
Мы пообедали вместе, хотя тётка в столовке ворчала, увидев в удостоверении, что Марта работает не в Доме печати: мол, приходят тут разные, обедают, а потом работникам еды не хватает. После обеда Марта уехала на грузовике, который ехал из ТЭЦ — она заранее договорилась, чтобы её забрали по пути в комбинат. Вообще, добраться из комбината до любого места не проблема, развозят-то еду всем. Так что она будет теперь ко мне время от времени наведываться, чтобы не потеряться. Это хорошо — у меня тут есть новые подружки, но, как говорится, старый друг лучше новых двух.:-)
9 февраля
Если верить отчётам искателей, рост числа найденных выживших почти остановился. То есть они нашли уже всех, кто выжил в городе и окрестностях, да и сигнальные огни наверняка видели все, кто имеет глаза. Так что, наверное, людей в городе уже больше не станет. Я вчера вечером заглянула в цифры — всего в городе сейчас около 4200 людей, которых мы учли. Больше, наверное, и нет. А я помню, как читала в Википедии статью про Пригорск всего год назад: там было написано, что в городе живёт примерно 150 тысяч людей. Значит, когда мне говорили, что от ГЧ выживает только каждый третий из ста, это было правдой. Но тогда получается, что КС совсем не оставила после себя живых! Все, кто не перенесли ГЧ благополучно, умирали от второй волны без шансов. Я даже подумала, что мне стоило бы заразить семью ГЧ до того, как в Пригорск пришла КС — может, тогда хотя бы одному из них повезло бы. Бред, конечно, но всю ночь эта мысль не выходила из головы.
На работе всё по-прежнему. К нам пришла ещё одна сотрудница — Жанна Васильевна. Она очень опытный бухгалтер, работала раньше в министерстве в Иркутске, так что, наверное, станет третьим замом. А может, заменит Ирину Антоновну, а то она становится просто невыносимой, даже Зульфия Абаевна делала ей замечание. Я совсем не против: Ж. В. выглядит более адекватным человеком.
12 февраля
Дорогой Дневник, со мной сейчас не происходит каких-то особых событий, так что я сегодня напишу о том, что происходило в городе, пока мы с Мартой отсиживались в микрорайоне. Разные люди рассказывают по-разному, но я, кажется, схватила общую картину. Буду писать, как поняла сама — специально для этого проснулась пораньше.
Все говорят, что, хотя КС пришла в Пригорск уже в ноябре, до середины декабря жить было можно. И только потом все начали умирать очень стремительно, как будто болезнь поджидала срок, а потом решила развернуться на всю мощь. Когда я сидела с больными родителями в квартире, по всему городу, в каждом доме, в каждой квартире была похожая ситуация. Самый странный рассказ я услышала от Алёны: она говорит, что вся её семья уехала на дачу ещё в конце ноября, когда выяснилось, что она заразилась ГЧ. Алёна осталась в городе, связь держали по телефону. Они не выходили из забора и никого к себе не пускали, ели еду из своих запасов, даже во двор редко выходили — но всё равно в последней неделе декабря все умерли. Алёна уверена, что заразиться там было не от кого, даже соседей не было — отец специально строил усадьбу в уединении. В общем, это очень странно.
До 20 декабря город жил почти обычной жизнью, но потом начался настоящий кошмар. Уже через неделю всё опустело. Все предприятия в городе встали, были пожары, мародёры бегали по улицам и грабили магазины, а военные расстреливали их прямо с башен своих машин. Анна Рудольфовна к тому времени уже переболела ГЧ, жила одна, близких родственников не было, поэтому ей ничего не оставалось, кроме как наблюдать за творящимся из своего окна. К Новому году Пригорск буквально вымер, даже мародеров стало не видно. Мне повезло, что именно в это время я совершила поход из квартиры родителей к Марте — если бы вышла парой дней раньше, могла бы просто не дойти. Так мне сказала А. Р. Сама я плохо помню, что видела и слышала во время той прогулки, так что верю ей.
Тихо было всю первую неделю января, ну а потом, когда уже пропали и электричество, и вода, и газ, выжившие начали находить друг друга, сплачиваться и пытаться что-то делать. Первыми были те же мародёры: они нашли бронированные машины и оружие, оставленные умершими или разбежавшимися военными. Стали разъезжать по городу и творить, что хотят. Расстреляли, например, из гранатомёта здание мэрии, там теперь нет стен на некоторых этажах. Запросто убивали людей, если те сталкивались с ними на улице. Должно быть, эти уроды и были теми «ночными полицейскими», которые к нам тогда стучались. Хорошо, что они не вынесли наш забор своим гранатомётом. Когда я думаю о том, что могло тогда произойти, меня прямо знобит.