— Значит, так. Девушка в положении. У нее уже было несколько выкидышей, и я не дам ее зря тревожить. Пусть побудет у меня какое-то время и понаблюдается. Надеюсь, что на этот раз все у них с Джоном получится.
Все попытки Володи добиться хотя бы разрешения взять ее с собой в качестве переводчика матушка с улыбкой отмела, добавив:
— Возьмите лучше Сару. Она же тоже язык знает, и медицинских противопоказаний в ее случае нет никаких.
Так Володя и решил. Я, естественно, не был в восторге, но решил не озвучивать свои претензии вслух. Тем более, мивокского более не знал никто, а откладывать визит на полуостров до морковкина заговения как-то не хотелось.
Наша цель, которую ребята обнаружили с наблюдательного поста на горе Колибри, располагалась на холме, получившем в девятнадцатом веке название «Телеграфный». Он располагался прямо на побережье — район, известный в двадцатом веке как «Северный пляж», еще не был намыт.
Как тогда с Хичилик, мы пошли на «Астрахани», которая стала на рейд недалеко от индейской деревни. Володя посмотрел в бинокль (у него тридцатикратный, не чета моему), потом передал его мне.
Я впервые увидел не реконструкцию, как в Куле Локло, и не разрушенную деревню мивоков, как Хичилик, а живую. Склон холма был усеян красными жилищами из коры секвойи, между которыми сновали индейцы — коричневые, низкорослые. Дети были, как правило, голые, невысокие мужчины — тоже, разве что у некоторых были головные уборы из перьев. Женщины ходили с голой грудью, но у них было что-то вроде юбки из двух узких кусков ткани — спереди и сзади. У многих из них к животу были приторочены младенцы. Чуть в стороне находилась постройка покрупнее — вероятно, баня, а на вершине холма располагался «круглый дом» достаточно большого диаметра.
Когда я передал бинокль Саре, она какое-то время рассматривала деревню, потом сказала:
— Маленькие они какие-то. Моя мама повыше будет. И покрасивее. Похоже, другое племя мивоков…
Не успели мы подойти к берегу метров на триста, как в деревне начался переполох. Женщины с детьми помладше побежали в хижины. Мужчины и мальчики лет, наверное, от десяти тоже, но через минуту они выскакивали с луками или копьями с черными блестящими наконечниками.
Мы решили их по возможности не пугать, и пошли к берегу впятером на небольшой моторной шлюпке — Володя, Сара, я, и два матроса. Но как только мы приблизились на расстояние выстрела из лука, как по нам ударил град стрел. От моего бронежилета отскочили штуки три. И тут вдруг раздался крик Сары.
— Назад! Назад, вашу мать! — закричал Володя. Я же бросился к девушке. У нас у всех были одеты каски и бронежилеты — Володя лично проследил за этим, хоть Сара и долго с ним препиралась. Я стащил ее юбку и увидел, что обсидиановый наконечник стрелы впился ей в бедро.
В скаутах меня учили первой помощи. Наконечник не был зазубренным, и вроде не разбился, вытащить его было несложно. Один из матросов сунул мне пакет первой помощи, и я обильно полил рану йодом (от чего Сара заверещала ещё сильнее), скрепил её края пластырем, и забинтовал. На корабль я отнёс Сару на руках — она держалась всю дорогу за мою шею, а в последний момент еще и поцеловала в губы, пользуясь тем, что отстраниться я никак не мог.
Я передал Сару Саше Дерюгину, судовому врачу, который посмотрел на плоды моей работы и сказал:
— Все правильно сделал, но лучше уж я эту рану промою — вдруг все-таки там остались осколочки… А потом зашью, и будет наша барышня как новенькая.
Когда я вышел на палубу, Володя как раз отдавал приказ:
— По индейцам ни в коем случае не стрелять! Возвращаемся!
И мы пошли обратно в Николаевку, где Володя созвал заседание совета.
— Ну-с, товарищи, вот вам и «добро пожаловать»… Что скажете?
— Хотели, как лучше, а получилось, как всегда, — невесело усмехнулся Леня.
— Придется отложить знакомство с этими соседями до лучших времен, — сказал Вася. — Вот только как войти с ними в контакт?
Все молчали минут, наверное, десять, после чего Володя подытожил:
— Да уж. Неужто ни у кого нет ни единой умной идеи?
— Давайте для начала попросим Мэри обучить некоторых из нас мивокскому, — сказал я. — Не обязательно знать его хорошо, но хоть «мы пришли с миром» выучить можно. Ну и еще пару фраз для контакта. А то я больше не хочу подставлять Сару.
— Ты, наверное, прав. Ну что ж, ты у нас полиглот, тебе и карты в руки. Тем более, как ты, я надеюсь, помнишь, инициатива…
— Наказуема, — уныло пробормотал я.
11. Колибри
В следующее воскресенье была сыграна третья свадьба — на этот раз моя собственная. Лиза была сногсшибательна в платье из красного шелка, который подарила нам Мэри, а сшила лично моя любимая. Я же надел хорошие брюки, белую рубашку и галстук, которые я в далеком будущем на всякий случай взял с собой в плаванье, не подозревая, зачем они мне понадобятся. Перед венчанием, Сара неожиданно подарила нам от имени своей семьи два изумрудных кольца, которыми нас и обручили, и сапфировое колье, которое так хорошо смотрелось на Лизиной шее. Стоя под венцом, который держал Володя, я был абсолютно счастлив; а потом, после банкета, мы с Лизой уединились в выделенной нам теперь каюте-полулюкс, куда уже были перенесены все наши вещи.
Что было дальше, с вашего позволения, пусть останется нашей с Лизой тайной. Но когда мы, наконец, заснули в объятиях друг друга, я ощущал себя самым счастливым мужчиной на всем земном шаре.
Первую половину понедельника мы провели в каюте; как меня заранее предупредили, завтрак и бутылка шампанского с двумя бокалами ждали нас на подносе перед дверью. На этом, увы, наш медовый месяц закончился — точнее, по словам Лены, «не бойтесь, и у вас, и у нас, и у Джона с Мэри он еще будет…» После обеда, Лиза отправилась к матушке Ольге, а я — к Мэри на очередной урок мивокского. Должен сказать, что у нашей индианки проявился недюжинный педагогический талант, но, понятно, до хоть какого-то знания языка меня отделяли недели, если не месяцы.