— Именно так, поэтому прошу простить нас! — Она увела Густава, а я вернулся к себе.
Минут через десять, ко мне постучались.
— Княже, тут какой-то иноземец, то ли Бустель, то ли Густель, хочет вас видеть.
— Густав?
— Может, и так. По-русски он говорит бегло, но со странным выговором.
Я спустился во двор.
— Ваше превосходительство, — залепетал швед, как только увидел меня. — Можем ли мы уединиться где-нибудь в более… приватном… месте?
— Пойдемте!
Мы вошли в одно из помещений на втором этаже. Я распорядился принести чаю, но Густав умоляюще посмотрел на меня:
— Можно водки, ваше превосходительство?
— Давайте лучше вина, — предложил я великодушно. Водку я не люблю — не там, что называется, вырос — а пить вместе с ним придется.
Тостов тогда не произносили — появились они, как я где-то прочитал, лишь через сто лет, в Англии, и потому выпили мы первую рюмку молча. Точнее, я свою лишь пригубил, а Густав выхлебал более половины бокала, потом остановился и с удивлением сказал:
— Это прямо напиток богов, ваше превосходительство! Откуда это замечательное вино?
— Из нашей Русской Америки, — ответил я с гордостью, хотя сделано оно было триста сорок лет тому вперед.
— Из Русской Америки?
Пришлось ему рассказать нашу обычную легенду. Он внимал каждому слову, не забывая глотать вино. После второго бокала, я сказал:
— Ваше высочество, то, что я вам теперь расскажу, требует трезвой головы. Давайте мы пока попьем чаю. Или кофе.
— А что это — кофе?
Я заказал кофейник, сливки и сахар. Кофе, увы, нашему шведскому Ромео не понравился, и он вновь выразительно посмотрел на бутылку с вином. Я догадался налить ему еще. Отхлебнув полстакана, он неожиданно сказал:
— Ваше превосходительство, умоляю вас. Можно мы с вами отправимся на Балтику как можно скорее?
— А как на это посмотрит фрау Катарина?
— Ваше превосходительство… я бы… я бы… я бы не хотел брать ее с собой!
— Она же мать ваших детей, — сказал я с удивлением.
— Сигрид родилась через шесть месяцев после нашего первого… соития. Катарина пыталась убедить меня в том, что бывает и так, но я-то учился наукам и знаю, что, хоть такое и возможно, но рождается ребёнок совсем маленьким и слабым, и почти всегда умирает. А Сигрид семь фунтов при рождении весила. А Ларс — вылитый слуга, который был у нас в доме в Данциге, причем и он был зачат в то время, когда меня не было — я уезжал тогда в Ревель и вернулся только через три месяца. Не мои они дети, поверьте мне. Да и не взяла их Катарина с собой, оставила с кем-то в Данциге и, когда я предлагал ей выписать их в Углич, сказала, что не хочет, чтобы они жили в дикой стране. Сама же из этой "дикой страны" уезжать не хочет.
— Почему тогда вы до сих пор с ней?
— Ваше превосходительство, она — мегера! Вы думаете, я сам ее сюда выписал? Нет, она прибыла в Москву, услышав, что меня сюда пригласили, и испортила мне династический брак с принцессой Ксенией. А Ксения — весьма красива, мила, и умна, в отличие от Катерины.
— И что вы хотите, ваше высочество?
— Не могли мы отъехать тайно? А Катерине я оставлю терем в Угличе и денег на прокорм детей, даже если они не мои.
Плейбой, твою мать, подумал я. Связался с дурой, теперь не может с ней совладать. И, главное, он нам нужен — иначе шел бы ты, голубчик, куда подальше, сам бы и разбирался со своей «бабой гневной». Вслух же сказал:
— Ладно, придумаем что-нибудь. Только вы будете делать все, что я от вас потребую, и ничего не предпримете без моего разрешения.