На мой глубокий поклон, государь чуть улыбнулся и сказал:
— Садись, княже, напротив моего дяди, Дмитрия Ивановича Годунова. Очень он хочет с тобою познакомиться.
Да, подумал я, влип, так влип. Именно он — глава Конюшенного приказа. Конечно, глаза его, как в известном анекдоте про Ленина, были «добрые-добрые», но я наслышан был про подобные организации. Тем более, я подозревал, что Инквизиция, с коей я имел сомнительное счастье быть знакомым, по сравнению с ее местным эквивалентом — монашенки из ордена Матери Терезы.
Дмитрий достал какой-то свиток, развернул его, и, посмотрев на меня, приказал:
— А расскажи мне, княже, про то, что нас ожидает. Про голод, про смуту…
Я не удержался и посмотрел на Бориса. Тот чуть заметно кивнул — значит, Дмитрий знает о нашем иновременном происхождении. Лучше это или хуже, я решить не мог, и бросился головой в омут:
— Могу поведать про то, что обязательно произойдет. И про то, что было у нас в прошлом, но что мы в силах изменить.
Тот усмехнулся:
— А не боишься меня?
— Если мне и суждено сложить голову в твоем приказе, значит, на то воля Господня.
— Ладно, говори…
Я для начала рассказал про надвигающийся холод, присовокупив, что уж его-то избежать никак не получится.
— А почему ты думаешь, что он будет?
Рассказ про вулкан заставил его задуматься.
— Слыхал я про горы, яко дышат огнем. Но они далёко.
— Далёко-то далёко, да выйдет из них вельми много пыли, и принесет ее ветер аж до земли русской. И будет эта пыль между солнцем и землей, и не будет светило греть землю.
— Яко в Евангелии написано — тьма великая сошла, когда Спаситель на кресте дух испустил.
— Здесь другое. Там было затмение солнечное. Здесь тьмы не будет, но света будет меньше, а закаты и рассветы будут намного более яркими.
— А не лжешь, княже?
— А зачем мне врать, боярине? Если так не будет, казнишь меня, и вся недолга.
— Верю я тебе почему-то, — сказал тот с некоторым удивлением. — Так что можно сделать?
Я изложил ему свой план. Тот слушал, иногда кивая, а потом сказал:
— Да, если бы ты был тать, то ты бы сказал, что тебе злато нужно, а ты и сам злато привез, ради царя и земли русской. Не ведаю, почему, но люб ты мне, княже. И если чем пособить смогу… Скажи, а что будет со мной?
— У нас было, что, когда скончался государь и пришел Самозванец, то остался ты верен царю Федору Борисовичу до конца. Сослал тебя Лжедмитрий — так у нас прозвали Самозванца — и умер ты в ссылке. Но нам потребно будет сделать так, чтобы и государь жил дольше, и Самозванца мы бы разбили. А, главное, если голод будет не столь злой, то и веры Самозванцу будет меньше. А еще, наверное, изменников будущих лучше сразу удалить от государя. А кто изменит, сказано в книжице, какую я государю в дар принёс.
— Видел я ту книжицу. Научи меня ее читать, и считать по-вашему. Лучше всего, сейчас.
Дмитрий, несмотря на возраст, оказался не менее способным учеником, чем Борис. Через час, он свободно читал книгу Скрынникова, а еще за полчаса разобрался в арабских цифрах и в летоисчислении. В отличие от Бориса, он сразу понял, зачем был нужен новый счет:
— А зачем такой счет? Удобнее, что ли, складывать да вычитать?
— И умножать, и делить. Научить тебя, Дмитрий Иванович?
— Научи. Только потом. Сейчас мне потребно будет твою книжицу прочесть, дабы уразуметь, кто уже предатель, а кто может им стать. Спаси тебя Господи, княже, за твою науку!
Я распрощался с ним и на негнущихся ногах спустился с Красного крыльца. Тот же служитель, что приехал за мной, не задавая мне ни единого вопроса, отвез меня на Никольскую, где меня чуть не задушили до смерти в своих объятиях наши ребята. Изрядно помятый, я спросил: