Костя похлопал ресницами и сфокусировал взгляд на Маше.
— Во всех ты, душечка, нарядах хороша! — уже совершенно спокойно продекламировал Костя.
— Это точно не про меня! Душечка — это твоя мама…
Костя демонстративно закатил глаза.
— Погоди, сейчас она дёрнет пару бокалов, и ты её не узнаешь. Хоть спиртное и противоречит ЗОЖ, но маман ест правильную еду исключительно из желания оставаться вечно худой и вечно молодой.
— У неё это здорово получается! Выглядит как девочка. Я даже закомплексовала, — надула губы Маша.
— Мань, я в тебе люблю каждый грамм твоего тела, — Костя приподнял Машу над полом и жарко поцеловал.
В дверь постучались.
— Костик, ты здесь? — Катя стояла в проёме и обмахивалась платком. — Машенька, если вы не против, помогите мне, пожалуйста. Такая жара сегодня, да ещё плита работает с раннего утра… Не откажите, а мне будет очень приятно. Остальные отдыхают у себя. Вот и Косте не мешало бы прилечь. Глазки уставшие. И потом, он всегда спит перед обедом, когда приезжает.
— Катя! — Щёки Кости заалели, но было заметно, как приятна ему такая забота.
Маша сдержалась, чтобы не прыснуть от смеха, но затем вежливо ответила:
— Разумеется, Катя! Я только хотела переодеться.
— Я подожду внизу. И фартук вам дам. — Катя закрыла дверь, а Маша в беззвучном хохоте несильно ударила Костю кулачком по груди.
— Цапельский, серьёзно? Будешь сейчас возлежать перед обедом? Только попробуй эти свои барские привычки в город привезти!
Вытолкав Костю за дверь, Маша быстро переоделась и спустилась вниз.
…- Этот стол стоит на веранде уже много лет, — Катя провела рукой по дубовой столешнице, покрытой лаком. — За ним такие люди сидели, что… — покачала головой. — От одних фамилий голова кружится! А ведь я их в лицо видела, разговаривала. Художники, музыканты, певцы, профессора и академики. Николай Августович Цапельский, упокой господь его душу, — Катя перекрестилась, — такой замечательный человек был! Талантливый, умный, широкой души… А какой красавец! Костик весь в него — высокий, статный… Николай Августович души в нём не чаял. Ах, какой же он был замечательный! Вся душа его в этих картинах — светлая, тонкая… Глыба, а не человек, вулкан идей…
На веранде было хорошо. Резные деревянные решётки спасали от солнечных лучей, пробирающихся даже сквозь кроны деревьев, и отбрасывали спасительную тень на натёртый до блеска дощатый пол. Маша помогла раскинуть белоснежную скатерть, украшенную по углам вензелями из ручного кружева, и расправила её на углах, любуясь тончайшими переплетениями узора.
— Кого это ты, Катюша, нахваливаешь? — вошла утренняя незнакомка. Сейчас на ней была светлая хлопковая блузка, застёгнутая под горло, длинная юбка, и всё та же коса, обёрнутая вокруг головы.
— Папеньку вашего поминаю, — Катя сложила руки на груди и внимательно оглядела поверхность скатерти.
— Вы — Серафима Николаевна? — Маша постаралась, чтобы её голос не дрожал. — Вы извините меня, я не успела сказать тогда, кто я… А вы уже ушли… Я Маша, — она решила пропустить фразу о том, кем приходится Косте, и продолжила уже совсем просто, — приехала с Костиком на несколько дней. Никогда не была в Николаевском, но много слышала об этом месте. Здесь чудесно!
Серафима обошла стол и приблизилась к Маше. Встала, склонив голову к плечу, чем сразу же напомнила курицу, которых у Машиной матери водилось с десяток. Глаза у Костиной тётки были такие же круглые, чуть на выкате, как у старухи Цапельской, какого-то застиранного голубого цвета. Просто удивительно, что Костик такой красавчик. Как Катя говорит — в деда пошёл. Тётка же оказалась точной копией Софьи Дмитриевны. Впрочем, по молодости такие вот девушки отличаются как раз удивительной способностью нравиться из-за своей почти прозрачной хрупкой красоты.
— Здравствуйте, Маша. — Серафима поправила причёску, быстро пробежавшись вдоль переплетённых жгутов из седых волос, и произнесла, обращаясь, по-видимому, к ней же. — Я помню ещё те времена, когда девушки встречались с молодыми людьми только в присутствии взрослых. Упаси Господь было оказаться в двусмысленной ситуации и, тем более, так явно охмурять мужчину. Впрочем, так было не везде, конечно. Но в нашей семье и в обществе было принято сначала знакомиться, а потом общаться с одобрения близких. Нынче всё смешалось, не осталось никаких принципов! — Серафима скорбно поджала вялый рот.
Маша бросила напряжённый взгляд в сторону Кати, но домоправительница увлечённо бегала туда-сюда в гостиную и обратно, не мешая им общаться.
— Вам было бы полезно, Машенька, почитать что-нибудь о нормах морали. В подобных книгах очень много важного и нужного для таких, как вы… — твёрдым голосом продолжила Серафима.
— Таких, как я?
— Таких, как вы, Машенька. Щучек.
Глава 5
Тени сместились. Несмотря на тёплый, почти горячий воздух, наполнивший веранду, Маша чувствовала озноб. Холодными пальцами она провела по щеке, смахивая какое-то мелкое насекомое, и вздрогнула всем телом, когда вернулась Катя. В руках у домоправительницы был поднос с высоченной стопкой фарфоровых, украшенных золотым ободком тарелок. Когда поднос оказался на столе, и тарелки тоненько звякнули, Маша будто отмерла и ухватилась за деревянное перильце в попытке отогнать головокружение.
— Машенька, расставляйте посуду и раскладывайте приборы, — ровный певучий голос Кати звучал как будто издалека. — О чём вы задумались?
Маша увидела прямо перед собой глаза Кати — карие, тёплые, обеспокоенные.